Далее Леонардо перешел бы к воспоминаниям о самом тяжком времени своей жизни — 1481 годе. Папа Римский обратился к Лоренцо Медичи с просьбой порекомендовать ему лучших художников Флоренции для росписи только что возведенной капеллы Св. Сикста. Лоренцо отправил в Рим самых именитых своих живописцев, но Леонардо в их число не включил. Они никогда не ладили, слишком уж разными были. Лоренцо был человек образованный, выращенный на классических образцах. Леонардо не читал по-латыни и мало разбирался в античности. Он по природе своей больше тяготел к науке. Но в основе неприязни Леонардо к правителю- снобу лежало и нечто еще — художника тяготила зависимость от монаршей милости, необходимость жить от заказа до заказа. Он устал от Флоренции и царивших там придворных нравов.
Да Винчи принял решение все переменить коренным образом: уехать в Милан и начать жизнь сначала. Он станет больше чем просто художником, овладеет всеми ремеслами и науками, какие ему интересны, — обучится архитектуре, военно-инженерному делу, гидравлике, анатомии, скульптуре. Любому государю или покровителю, который пожелает взять его на службу, он станет и советником и живописцем — за достойное вознаграждение. Леонардо пришел к выводу, что его недюжинный ум приносит больше плодов, если трудится сразу над несколькими делами, так как это позволяет строить между ними всевозможные связи.
Продолжая думать о себе, Леонардо наверняка вспомнил бы об одном крупном заказе, с получением которого жизнь его перешла на следующую ступень. То было громадное бронзовое конное изваяние в память о Франческо Сфорца, отце тогдашнего герцога Миланского. Соблазн для Леонардо был непреодолимым. Подобного никто не создавал со времен античного Рима! Чтобы возвести подобное сооружение из бронзы, требовались серьезные познания в инженерном деле, и это обстоятельство отпугивало современных ему скульпторов. Леонардо работал над проектом несколько лет и, изготовив глиняную копию, выставил ее на одной из самых шумных площадей Милана. Статуя была исполинской, величиной с дом. Вокруг нее собирались толпы зевак, глазевших на монумент с восторгом и опаской: размер, величественная поза коня, удачно схваченная художником, вызывала невольный трепет. По всей Италии пронесся слух об этом диве, люди, сгорая от нетерпения, ждали, когда работа будет завершена в бронзе. Для этого Леонардо изобрел новый, неизвестный ранее способ литья. Решив не делить скульптуру на несколько фрагментов, он сконструировал форму (из оригинального состава собственного изготовления) для отливки всей статуи целиком, справедливо считая, что целая фигура, без швов и соединений, будет выглядеть более живой и естественной.
К несчастью через несколько месяцев грянула война, так что металл теперь был нужнее для герцогской артиллерии. Глиняный монумент со временем разрушился, а металлический конь так и не был сооружен. Другие художники над Леонардо посмеивались, называя безумцем, — столько лет он потратил для достижения идеала, а теперь все против него. Даже Микеланджело однажды укорил его: «Ты сделал модель коня, хотел отлить ее в бронзе, но не смог. И со стыдом бросил работу неоконченной. А ведь глупые миланцы в тебя верили!» Леонардо привык к подобным нападкам и издевкам над своей медлительностью, однако не отчаивался и ни о чем не сожалел, считая любой опыт полезным. Ему удалось проверить свои идеи касательно возведения монументальных скульптур. Придет время, и он еще сможет применить эти знания. Что же до готового изделия, то оно интересовало Леонардо куда меньше: поиски, эксперименты, сам процесс работы — вот что всегда волновало и привлекало его.
Размышляя так о своей жизни, Мастер мог бы ясно проследить действие невидимой силы, заключенной в нем самом. В детстве эта сила влекла его в потаенные уголки первозданной природы, где перед ним открывались красивейшие и столь разнообразные картины жизни. Та же сила заставляла мальчика брать бумагу из кабинета отца и посвящать время рисованию. В период работы у Верроккьо она толкала Леонардо к смелым экспериментам.
Она же отталкивала его от флорентийского двора и тамошних художников с их больным самолюбием. Эта сила требовала смелости, решительных поступков — возведения гигантских скульптур, сотен вскрытых трупов для занятий анатомией, — и все это ради того, чтобы добраться до сути, познать жизнь в ее полноте.
Если взглянуть на жизнь Леонардо именно с такой точки зрения, все ее события обретают смысл и значение. В том, что он был внебрачным ребенком, можно усмотреть особое благословение, ведь это позволило ему идти своим путем. Даже наличие в доме бумаги может показаться предопределением. А что, если бы Леонардо восстал против этой силы? Что, если вместо того, чтобы искать свой собственный путь, он отправился бы в Рим вместе с другими и стал добиваться расположения папы и заказа на роспись Сикстинской капеллы? Ведь эта работа была ему по силам. Что, если бы он больше походил на других и старался поскорее доводить все свои работы до завершения? Да, он достиг бы успеха, но не стал Леонардо да Винчи. Его жизнь прошла бы мимо назначенной цели, и все неизбежно пошло бы не так.