Семидесятилетний Гёте рассуждал о том, что национализм Запада умирает, скоро он останется в прошлом, а Европа в один прекрасный день сформирует союз подобный Соединенным Североамериканским Штатам, — такой путь развития он приветствовал. О самих Соединенных Штатах Гёте говорил восторженно, предсказывая, что в будущем эта страна постепенно расширит свои границы до размеров целого континента и станет великой мировой силой. Он размышлял и о возможности телеграфии, которая сумеет соединить людей по всему земному шару, так что последние новости будут доноситься до любого уголка в течение часа. Будущее он называл эрой скорости, но высказывал опасения, что все это может привести к ослаблению человеческого разума.
Даже в возрасте восьмидесяти двух лет у Гёте, уже ощущавшего близость кончины, разум оставался все таким же острым. Как-то он признался, что жалеет, что нельзя прожить еще восемьдесят лет, — сколько новых открытий можно было бы сделать, опираясь на богатый жизненный опыт!
Пришла наконец пора завершить дело, которое он откладывал столько лет, — дописать финал «Фауста»: герой переживает мгновение счастья, дьявол забирает его душу, но Божественные силы даруют Фаусту прощение и возносят из ада. Возможно, Гёте думал о себе, когда писал эти сцены.
Через несколько месяцев в письме другу, выдающемуся языковеду и просветителю Вильгельму фон Гумбольдту, Гёте сказал: «Человеческие органы через упражнение, обучение, размышление, успехи и неудачи, содействие или сопротивление... учатся бессознательно производить необходимые действия, так что благоприобретенное и врожденное действуют рука об руку и их согласные результаты способны удивить мир... Запутывающее учение для запутанных действий царит над миром, и нет у меня более настоятельной задачи, чем усиливать при малейшей возможности то, что есть и осталось во мне». Это были последние слова, написанные Гёте. Через несколько дней он скончался в возрасте восьмидесяти трех лет.
Для Гёте поворотным пунктом в жизни стал ошеломляющий успех «Страданий юного Вертера». Внезапная слава невольно на какое-то время ослепила его своим сиянием. Окружающие восторженно рукоплескали, требовали новых сочинений в том же роде. Гёте было всего двадцать пять, и ни одно из последующих его произведений не имело такого же успеха, хотя в конце жизни в своей стране он был признан гением. Для того чтобы отказать публике в том, чего она жаждала, требовалось огромное мужество. Нежелание воспользоваться плодами громкой славы означало, что она может никогда не вернуться. Но Гёте ощущал в душе нечто, что было неизмеримо сильнее соблазна славы. Ему не хотелось становиться заложником одной благосклонно встреченной книги, посвятить всю свою жизнь литературе и создавать сенсации, потворствуя вкусам толпы. Он выбрал собственный, уникальный и необычный жизненный путь, движимый внутренней силой, которую называл даймо- ном — беспокойным духом, побуждавшим его выйти за пределы литературного ремесла и исследовать жизнь, пытаясь докопаться до самой сути. Нужно было только обуздать этот непокорный дух, которым он обладал от рождения, направить его в нужное русло.
В науках Гёте также двигался своим неповторимым путем, изучая глубинные закономерности в природе. Затем он включил в сферу своих интересов политику, экономику и историю. Вернувшись к литературному труду под конец жизни, Гёте был обогащен всеми этими знаниями, связанными между собою и потому позволяющими делать необыкновенные обобщения. Его стихи, проза и драматические произведения выдают великолепную эрудицию, познания в науке, а научные труды поражают поэтической интуицией. Гёте достиг мастерства не в одной какой-то области — его сила была в умении находить между ними взаимосвязи, опираясь на многолетний опыт, на десятки лет серьезных и глубоких наблюдений и размышлений. Можно сказать, что Гёте представляет собой то, что в эпоху Возрождения воспевалось как идеал Универсального человека — человека энциклопедических знаний и огромного кругозора, обладающего значительными познаниями во всех областях, которому открываются тайны мироздания, невидимые обычным людям.
Сегодня может показаться, что люди, подобные Гёте, — это пережиток XVIII века, а идеал универсального знания — не более чем романтические мечтания. Это, однако, заблуждение. Само устройство и принцип действия человеческого мозга — его тяга к образованию связей и ассоциаций — заставляет действовать в том направлении, которое избрал Гёте.