В первые несколько лет Калатрава усердно трудился, постигая основы инженерного дела, математику и физику, без которых в этой области обойтись невозможно. По мере продвижения вперед он вновь был захвачен мыслями о парадоксе, преследовавшем его с детства, — как средствами изобразительного искусства передать движение и изменения. Золотое правило архитектуры гласило — здание должно быть стабильным и неподвижным. Калатрава испытывал сильнейшее искушение нарушить этот незыблемый закон. Свою диссертацию он решил посвятить исследованию именно этого вопроса — привнесению в современную архитектуру настоящего движения. Вдохновляемый разработками космических кораблей НАСА и крыльями, которые Леонардо да Винчи сконструировал, изучив анатомию птичьего крыла, в качестве темы своей работы Калатрава избрал сгибание конструкций — он исследовал, как с помощью новаторской инженерии заставить конструкции двигаться и трансформироваться.
В 1981 году, написав диссертацию, он наконец приступил к работе — после четырнадцати лет обучения в высших учебных заведениях искусству, архитектуре и инженерному делу. В последующие годы Калатрава экспериментировал, проектируя раскладные двери, окна и крыши нового типа — они двигались и открывались необычными способами, изменяя весь облик здания. В Буэнос-Айресе он создал раздвижной мост, который не поднимается вверх, а разворачивается по течению реки. В 1996 году Калатрава шагнул еще дальше, построив здание Художественного музея в Милуоки. Его длинный холл из стекла и металла с потолком в восемьдесят футов полностью закрыт сверху огромным подвижным светозащитным экраном. Экран снабжен двумя ребристыми панелями, которые открываются и закрываются, точно крылья гигантской чайки, приводя в движение всю постройку и создавая у зрителей полное впечатление, что здание вот- вот взмоет в небо.
Мы, люди, живем в двух мирах. Во-первых, нас окружает наружный мир внешнего облика — разнообразные очертания и формы предметов, привлекающие наш взгляд. Но за ним, скрытый от глаз, таится другой мир — проникнув в него, можно понять, как работают вещи, разобраться в их строении и составе, во взаиморасположении и взаимодействии частей, образующих целое. Этот второй мир не так бросается в глаза. Его сложнее понять. Он не виден глазу и открывается лишь мысленному взору, ибо только мысль способна пролить свет на реальное положение дел. Но эта сторона, объясняющая, как устроены разные вещи, оказывается не менее поэтичной, стоит начать в ней разбираться: она раскрывает тайны жизни, того, как движется и меняется все, что нас окружает.
Это различие между «что» и «как» можно отнести почти ко всему, что нас окружает, — мы видим механизмы и машины, а не принцип их действия, рассматриваем людей, занятых общим делом, как организацию, но не обращаем внимания на структуру их группы или на то, как производится и распространяется продукция. (Точно так же мы склонны судить о людях по внешнему облику, а не по особенностям характера, которыми и объясняются их поступки или слова.) Калатрава обнаружил, что, преодолев это разделение, объединив «что» и «как» архитектуры, можно получить более глубокие, а вернее, более целостные знания в этой области. Архитектор не удовольствовался тем необходимым объемом знаний, который полагается для строительства зданий, и охватил куда больший. Это позволило ему создать бесконечно поэтичные и возвышенные творения, раздвинуть границы, смело перешагнуть условности самой архитектуры.
Важно понять: мы живем в мире, который, к несчастью, постигло разделение, и случилось это лет пятьсот назад, когда искусство и науку стали понимать как различные сферы, не связанные друг с другом. Ученые и технические специалисты существуют в собственном мире, сосредоточиваясь главным образом на стороне «как». Прочие живут в мире внешних образов, обличий, пользуясь плодами рук первых, но имея самое слабое представление о том, как все это действует. Раскол, о котором говорится, возник вскоре после эпохи Возрождения, идеалом которой было объединение двух этих форм познания. Вот почему по сей день волнуют нас творения Леонардо да Винчи, вот почему до сих пор эпоха Возрождения кажется идеальной современным людям. А ведь в действительности будущее именно за таким, более целостным знанием, особенно если учесть, насколько больше информации сейчас имеется в нашем распоряжении. Как интуитивно почувствовал и понял Калатрава, это должно стать частью нашего ученичества. Нужно непременно стараться как можно глубже постичь технологию, которой мы пользуемся, принцип действия группы, в которую входим, досконально разобраться с экономическими аспектами своей отрасли, понять, откуда она черпает силу. Мы должны постоянно спрашивать себя — как все это работает, как делаются дела, принимаются решения, как устроены взаимоотношения в коллективе? Углубляя таким образом знания, мы получаем более содержательное и полное представление о реальности и приобретаем силы для ее изменения.