— Все будет хорошо, — уверила я ее.
— Но ты так быстро устаешь, когда ходишь. Это у тебя с самого детства.
— Только не с вашим завтраком в желудке. — Для убедительности я похлопала себя по животу. — Если позвонит лейтенант Хата, попросите его перезвонить мне вечером.
Я отправилась в путь, прихватив с собой пластиковый мешок, свежие носовые платки, а в спину мне неслись тетушкины советы и благословения.
Как и обещали по телевидению, солнце светило почти по-летнему, и вишневые деревья, выстроившиеся вдоль дороги на кладбище Янаки, стояли во всей своей красе, покрытые розовой пенкой, как свежесваренное клубничное варенье. Розовый ковер из лепестков под деревьями свидетельствовал о том, что дождь потрудился на славу. Жаль, но что поделаешь, так уж устроены времена года.
Я медленно спустилась по лестнице к станции, что было довольно просто, потому что толпа уже схлынула, а потом повернула в сторону больницы Святого Луки. После того как лаборант взял у меня анализ крови, врач-интерн осмотрел меня и сообщил, что мое здоровье успешно восстанавливается. Когда с этим было покончено, я отправилась в приемную искать своего кузена.
— Сегодня ты выглядишь гораздо лучше, чем вчера! — Том встретил меня широкой улыбкой. — Ты готова пойти пообедать?
Посидев какое-то время на кашке-окаю, я определенно была готова к настоящему токийскому ланчу. Том сменил свой белый халат на пиджак, и мы отправились на рынок Цукиджи, где с самого утра на прилавках лежат огромные скользкие рыбины — их обычно покупают повара токийских ресторанов. К этому часу уже всё, конечно же, было распродано, но поблизости находилось несколько скромных забегаловок.
— Сейчас для тебя нет ничего полезнее, чем хорошо приготовленная еда, — строго сказал Том. — Неподалеку находится небольшой магазинчик, где торгуют осадзуке. Я и мои коллеги регулярно в нем обедаем, и я точно знаю, что там соблюдаются все правила гигиены.
Вскоре мы сидели за чистеньким прилавком и поедали осадзуке — бульон с рисом и плавающими в нем морскими водорослями. На мой вкус это не слишком сильно отличалось от окаю. К бульону подавалась паста васаби. Я хотела взять васаби палочками, чтобы смешать с бульоном, но Том покачал головой:
— Не делай этого. Твой желудок еще слаб, и не стоит его раздражать.
— Но без васаби блюдо кажется совершенно безвкусным, — запротестовала я.
— Я думаю, что после такого отравления твой желудок нуждается в пресной пище.
— Но я же отравилась не какой-то там пищей, а средством против муравьев. Если я стану держаться подальше от цветов, все будет хорошо.
— Да, я читал отчет лейтенанта Хаты, но для тебя лучше, если ты будешь есть то, что готовит моя мама с соблюдением всех правил гигиены, или спрашивать нашего совета прежде, чем соберешься посетить тот или иной ресторан. Ты должна серьезно относиться к тому, где и с кем ты ешь.
— Что значит «с кем»?
— Такео Каяма... — Его губы скривились так, как будто он попробовал на вкус что-то противное. — Мама говорит, что он заходил к тебе и приглашал поехать с ним за город.
Я улыбнулась своему ревнивому братцу и сказала:
— Том, ты и твоя матушка просто терпеть не можете, когда кто-то проявляет интерес к моей персоне. Даже и не надейся, что я поверю, будто он хуже, чем кто-нибудь другой. По крайней мере, он японец!
— Рей, я знаю Такео еще со времен учебы в университете Кейо.
— Как это? Ты же на шесть лет его старше.
— Да, но я работал в университетской клинике как врач-интерн и хорошо его помню.
— Каким образом? По его медицинской карточке? У него что, были какие-то венерические заболевания или еще что-нибудь в этом роде? Если даже так, то могу тебя успокоить: единственное, что мы с ним делали, это пили вместе пиво, понятно? — резко оборвала я.
— Рей, детка, ты знаешь, что по закону я не могу разглашать информацию, содержащуюся в медицинских карточках. Кроме того, я никогда не стал бы судить о моральном облике пациента по состоянию его здоровья. Но однажды, когда меня вызвали для оказания срочной помощи во время бунта в кампусе, мне открылось истинное лицо твоего Такео.
Эти слова — особенно «твоего» — заставили меня выпрямить спину и на мгновение забыть о больном животе.
— Бунт в частном университете, которым всегда так восторгалась наша семья?
— Да. Дедушка, будь он жив, очень бы этому удивился. Это началось, когда несколько выпускников начали выступать против увеличения оплаты за обучение. Они решили нарушить университетское водоснабжение и тем самым создать проблему для администрации. Студенты договорились о том, что они пойдут во все имеющиеся туалеты и там одновременно спустят воду. Таким образом, университетский запас воды был бы израсходован.
— И что же, Такео спустил воду в туалете? Это выглядит как совершенно безобидная проделка.
— Нет. Он был на другой стороне. Такео был президентом студенческого клуба по охране окружающей среды. Ратуя за сохранение воды, он просил студентов выразить свой протест каким-нибудь другим способом. Бунтовщики отказались, тогда Такео и его друзья позаимствовали оружие из клуба кендо и стали угрожать расправой тем, кто собирался сливать воду в туалетах.
— О! Неужели это действительно было так опасно?
Кендо — это разновидность воинского искусства, когда противники сражаются длинными бамбуковыми палками, издающими при ударах страшный треск. Удары бамбуковыми палками довольно чувствительны, поэтому соперники перед боем надевают специальную защитную одежду.
— Да. И поскольку именно Такео был зачинщиком, то именно на нем и лежит ответственность за стычки, которые произошли в туалетах кампуса. Много студентов оказалось в клинике, включая одного, впавшего в кому на целую неделю. Такео никогда не обвинялся в покушении на убийство, хотя мне кажется, что это следовало бы сделать. Тем не менее его выгнали из Кейо. Не думаю, что у него есть какие-то другие ученые степени.
— Кажется, он заканчивал что-то в Калифорнии, — сказала я, вспоминая, что Такео говорил о какой-то садоводческой программе.
— Не хочу тебя обидеть, Рей, но американские дипломы не имеют здесь никакого веса. После того как он покинул Кейо, никто, кроме, конечно, его отца, не взял бы его на работу, я в этом уверен.
— Спасибо за разъяснение. Том. — Я отвела взгляд от его нахмуренного лица.
— Ты не могла представить себе, что человек, который целые дни проводит среди цветов, может быть таким жестоким?
— Он, несомненно, не такой, каким хочет казаться. — Я перебирала зернышками риса, оставшимися на краю моей пиалы. — Думаешь, это он убил Сакуру?
Том пожал плечами:
— Не знаю. Но когда я увидел, как высокомерно он беседует с полицией в школе Каяма, я сразу же вспомнил, как он разговаривал с полицией после туалетного бунта — свысока и сквозь зубы. Говорят, что достигший зрелости побег риса склоняет свою голову, но Такео этого не сделал. Он не изменился.
— Не потому ли твоя мать так не любит его?
— Я ей никогда об этом не рассказывал. Она всегда восторгалась семьей Каяма, не мог же я разрушить ее иллюзии.
— Должно быть, она где-то что-то слышала. Такео ей определенно не нравится. — Мне хотелось услышать продолжение истории. — Ну и чем же закончился туалетный бунт в Кейо?
— Собственно говоря, драка привела к тому, что воду спустили одновременно только в пятидесяти туалетах, и это не нарушило водоснабжения. Затея Такео сработала, но чего это стоило университету?
Какое-то время я молчала, осмысливая услышанное.
— А что же случилось со студентами, которые были на стороне Такео?
— Никто не был наказан. Более того, Такео заявил, что он персонально принимает ответственность за все, что произошло в кампусе.
— Это очень по-японски, — сказала я, вспоминая историю банкротства трех компаний, промелькнувшую в новостях год назад. Три приятеля, президенты трех компаний, сняли номер в гостинице, выпили, а потом повесились. При этом каждый из них принял на себя ответственность за банкротство всех трех компаний.