Тут мне стало здорово не по себе. Кажется, моя американская бесцеремонность снова меня подвела.
— Так или иначе, вы здесь не затем, чтобы оценивать мебель. Мне хотелось бы услышать подробности об этой истории с вещью, обнаруженной в вашем рюкзаке.
— С которой из них?
— Керамика в стиле арт-модерн, изготовленная в тридцатых годах специально для нашей школы.
Таких сюибанов всего тысяча штук. Найти их довольно нелегко.
— Да, госпожа Кода мне говорила. — Этот факт, между прочим, мог порадовать и господина Исиду.
— Двести различных видов дизайна. — Такео перекинул свои длинные ноги через ручку кресла, устраиваясь поудобнее. — Пять экземпляров каждого вида. Некоторые были подарены учителям школы. Некоторые разбились или просто пропали.
Я уставилась на его подошвы, перепачканные красноватой землей. Ботинки такого фасона давно вышли из моды в Штатах, но в Японии до сих пор считались стильными.
— Потом началась война, — продолжал он, покачивая ногой. — Правительство завладело кое-какой нашей собственностью. Металлические сосуды для икебаны переплавили и отлили из них пули. Керамика, особенно та, что без золотых листьев и искусных виньеток, никому не понадобилась. Таким образом, наш арт-модерн пережил войну. Правда, в сороковые годы интерес к икебане угас, и продолжать производство не имело смысла. Мода сменилась, но не это стало причиной упадка. У людей не было денег, чтобы покупать керамику, вот и все.
— Разве что у жен американских офицеров, изучавших икебану.
— Нет. В сороковые годы все увлечения образца тридцатых представлялись таким же допотопным старьем, как нам теперь, скажем, пластик и нейлон семидесятых. Что касается американок, то они, как говорил мой отец, хватались за антикварное барахло, стремясь вывезти старый Ниппон в своих кожаных баулах за океан. Как, впрочем, поступаете и вы.
Насчет семидесятых я могла бы с ним поспорить, но не теперь.
— Я ничего никуда не вывожу! То, чем я занимаюсь, только поднимает цену на японское декоративное искусство... Если хотите, речь идет о культурном самосознании нации! — Ну и словечко вылетело, лучше бы мне прикусить язычок. Трудно придумать что-то более напыщенное и калифорнийское. Такео холодно взглянул на меня.
— Как у вас это мило получается — использовать высокие слова, чтобы оправдать простое, банальное воровство.
— Воровство? — Я оторопела.
— Разумеется. Если полиция до сих пор не здесь, то только потому, что я не уверен в их добросовестности. После смерти Сакуры, например, я не получил от них вразумительных объяснений. Так что сегодня я сам желаю услышать подробности.
— Подробности чего? Неужели кто-то украл школьную собственность?
— Вы украли, Рей. Поэтому вы здесь. А теперь рассказывайте: когда вы похитили коллекционную керамику из школы Каяма, каким образом и для чего.
16
— Послушайте, Такео... — Я нарочно назвала его по имени, не добавляя частички сан, он ведь тоже со мной не слишком церемонился. — Вы, без сомнения, относитесь к происходящим событиям на свой особенный лад, я бы сказала — творчески. За это, я полагаю, вас непременно назначат директором школы. В недалеком будущем.
— Вы украли этот сюибан и всю коллекцию школы Каяма. Понятия не имею, как вам это удалось. Браво. Прекрасная работа. — Он говорил со мной в той же безапелляционной манере, что и с полицейскими, прибывшими в здание Каяма после убийства Сакуры.
— Так в чем же дело? Вызывайте полицию, — подбодрила я его. — Я с удовольствием препровожу их в магазин, где нынче утром приобрела этот прелестный горшочек.
— Вы фантастическая лгунья, Рей. Вы лжете так же непринужденно, как и танцуете.
Вопиющее нахальство. Со мной так никто никогда не разговаривал.
— Взгляните на счет из магазина, — сказала я, с трудом сдержавшись и только слегка подняв брови. Затем я медленно достала кошелек из рюкзака, открыла его и расправила бумагу, выданную мне господином Исидой.
— Только не говорите мне, что старый Исида — ваш соучастник!
— Сдается мне, вы знакомы.
— Ясуси Исида был упомянут в нескольких заметках, написанных о вас в прошлом году. Достопочтенный эксперт замешан в краже антиквариата... Как вам такой заголовок?
Снова он за свое. Стараясь не сорваться и не закричать, я процедила:
— Краже? Откуда?
— Из архива нашей школы.
— И когда же это случилось?
— Шесть недель тому назад. Впрочем, вам лучше знать. Вы пытаетесь морочить мне голову? — Такео нахмурился.
— Шесть недель назад я была в Саппоро. Оценивала одну коллекцию.
— Ну и что? Точной даты я не знаю. Вы или ваш соучастник могли украсть керамику раньше. А мы спохватились полтора месяца назад.
— Ну да. Особенно если учесть, что первый раз я появилась в Каяма Каикан две недели назад. Гуляла по зданию в сопровождении госпожи Коды. Она показала мне все, кроме, вероятно, архивных помещений. Спросите ее сами! — Я говорила громко, стараясь скрыть некоторую неуверенность. Перед глазами у меня стояло лицо госпожи Коды, каждая складка которого выражала подозрение.
— Что ж, если вы не были в здании, то ваша тетя вполне могла сделать это для вас. Она знает все ходы и выходы.
— Как и сотни, а то и тысячи других учителей и студентов. Но, право же, не стесняйтесь, развивайте вашу версию. Моя тетя настолько расстроена и напугана с тех пор, как обнаружила тело Сакуры и стала одной из подозреваемых, что ваши обвинения вряд ли смогут расстроить ее еще больше. — Я уже еле сдерживалась. — А может быть, поговорим о вас, Такео? Вы ведь тоже могли присвоить коллекцию, и даже очень давно. А потом попросили кого-нибудь продать ее господину Исиде. Вы ведь прекрасно знали, что мы с господином Исидой друзья и рано или поздно я зайду в его магазин. А значит, есть шанс, что я соблазнюсь одним из сюибанов. И — вуаля! — улика у меня в руках и можно свалить на меня всю керамическую историю.
— Вы хоть представляете себе, во сколько оценивается мое состояние? — спросил Такео, немного помолчав. — Миллиард иен. Это семь миллионов американских долларов, если верить сегодняшнему курсу. И вам наверняка известно, что я получу еще больше, когда умрет мой отец. С чего бы это мне воровать незначительную коллекцию керамики тридцатых годов?
— Незначительную? Не вы ли только что рассуждали о ее ценности? Чему же верить? — Я разозлилась не на шутку, но, кажется, причиной этому было нечто далекое от темы разговора. Просто противно, когда у твоего ровесника невесть за какие заслуги оказывается такая куча денег.
— Керамика школы Каяма имеет для меня особую ценность. И дело здесь не в долларах или иенах. Речь идет о фамильной собственности. — Он взглянул на меня, насупившись. — Если вы и вправду купили сюибан в «Антиквариате Исиды», это мало что изменит. Это ворованный товар. Исида может здорово пострадать за торговлю краденым. Один звонок в полицию, и у него будут крупные неприятности.
Я представила себе своего семидесятипятилетнего друга стоящим на коленях в сырой тюремной камере, и меня захлестнула такая тоска, что я не смогла больше смотреть в насмешливое лицо Такео и опустила глаза в пол. Как же мне выбраться из этой комнаты и выкрутиться из этого положения? Ума не приложу.
Внезапно я услышала, как скрипнули пружины кресла, и почувствовала руку на своем плече. На том самом месте, где должна была быть бретелька лифчика, когда бы тетя Норие не конфисковала эту важную деталь моего туалета.
— Но ведь я не звоню в полицию.
— Нет?
— Нет. Хватит с нас убийства и попытки отравления. Школа Каяма уже изрядно утомила полицию Токио.
Я выпрямилась и стряхнула руку Такео со своего плеча.
— Я не против того, чтобы встретиться с лейтенантом Хатой. Но вы должны позволить мне остаться здесь и участвовать в разговоре. Я полагаю, что кража керамики напрямую связана с убийством Сакуры. И уверяю вас: господин Исида вовсе не собирался наживаться на ваших семейных сокровищах.