— Самый популярный напиток месяца — эликсир из змеиной крови. Непревзойденное средство от похмелья, как говорят знатоки. Но цена непомерная. — Ричард замолчал, вчитываясь в меню. Его знание кандзи и в сравнение не шло с моим. — Как насчет сакура-ю? Это чай, приготовленный из соленых бутонов вишни. Значит, будет солененьким, не так ли?
Я кивнула, хотя вишня во всех видах меня, мягко говоря, изрядно утомила. К счастью, официант предложил мне попробовать женьшеневого чая, который «дает энергию и укрепляет влюбленное сердце». Поскольку Ричард не был озабочен романтикой, он выбрал комбу-ча — питье из водоросли ламинарии, которое, если верить описанию в меню, продлевает жизнь.
Чай здесь подавался в небольших керамических чашках, покрытых изнутри гладкой глазурью. Снаружи они казались грубыми и шершавыми, совсем как та посуда, которую Мэри Кумамори приносила на выставку.
После нескольких глотков я решила, что женьшеневый чай не слишком отличается от зеленого, и стала оглядываться по сторонам. В чайной было полно стильных молодых людей, с томным видом подносивших чашки ко рту. Это что же? Пить чай снова становится модным?
— Итак, расскажи мне о вчерашнем вечере. Горячий чай согрел мое воспаленное горло, и я почувствовала себя лучше.
— Ну, Энрике все еще присматривал за баром, поэтому я заказал себе выпивку и стал бродить по залу туда-сюда. Но как только я услышал, что кто-то в разговоре упоминает школу Каяма, мои ушки насторожились.
— Трудно поверить, что такое заведение посещают флористы!
— Флористов и в помине не было. Сплетничали обыкновенные парни-работяги. Причем оба говорили на испанском. На одном была джинсовая куртка с вышитыми английскими и испанскими словами. Это заставило меня задуматься: не могла бы твоя тетя сделать аппликации в виде вишневых цветочков на моих любимых джинсах «Ливайз». Они бы чудненько закрыли дырки, которые ты называешь неприличными.
— Че. Это слово было вышито на куртке?
— Точно. Разве это имя?
— Кажется, это прозвище, которое обозначает «приятель» или «друг». Такое неформальное обращение. Ты разве никогда не слышал о Че Геваре, аргентинском революционере, который причастен к свержению нескольких режимов в Латинской Америке?
— Кто бы мог подумать, что мне понадобится испанский в Японии, — хмыкнул Ричард. — Вообще-то, это было странно. Я почти ничего не понял, кроме нескольких слов.
Лицо Ричарда скривилось, когда он глотнул своего чая, из чего я сделала вывод, что ламинария не пришлась ему по вкусу.
— Почему же ты не попросил Энрике перевести? — спросила я.
— Я же говорил тебе: он был занят за стойкой бара, а потом я вообще не был уверен, что разговор стоит того, чтобы его переводить. И все же я подумал о тебе и записал на салфетке те несколько слов, которые понял.
Он вытащил из кармана бледно-голубой кусочек бумаги с нацарапанными фломастером словами. Я прочитала: «Школа Каяма. „Мицутан". Больница Святого Луки. Рей Симура. Янака».
— Они знают, что меня пытались отравить. Посмотри, между словами, очевидно, существует связь! — Во мне боролись гнев, страх и ликование. Наконец-то появилась реальная ниточка, осталось только размотать клубок.
— Успокойся, Рей. Куча народу знала, что ты заболела.
— Откуда? — спросила я. — В газетах об этом не писали. Может быть, ты кому-нибудь рассказывал?
— Я рассказал Энрике, детка. Он хотел знать, почему тебя не было на субботнем вечере.
Мог ли Энрике случайно проговориться об этом Че? А может, проговорился Такео Каяма, который умудрился пролистать мою записную книжку и знал, где я живу?
— Человек, которого ты подслушал, говорил о том самом месте, где мы сейчас сидим. Я живу рядом. Ты слышал какие-то цифры? Они упоминали мой домашний адрес?
— Трудно сказать. Они же говорили по-испански. Рядом было несколько японских парней, которые, кажется, тоже понимали, о чем идет речь. А может быть, это были латинос японского происхождения. Кто ж их разберет...
— Эх, если бы мне удалось убедить лейтенанта Хату установить наблюдение за «Сальса-сальса» и использовать при этом испанского переводчика, — подумала я вслух.
— Только, прошу тебя, не впутывай Энрике. — Глаза Ричарда тревожно блеснули. — Он — мое сокровище.
— Было бы невредно вытащить твое сокровище за пределы бразильского клуба. Сдается мне, что ваше внезапно вспыхнувшее чувство рискует захлебнуться в бушующем море кайпиринъи.
— Подумаешь. У меня хоть кто-то есть. Хотя вас, мисс Обстоятельность, разумеется, не могут устроить такие любовные обстоятельства.
— Энрике знаком с Че? — Я пропустила его выпад мимо ушей.
— Вот оно! — оживился Ричард. — Лучшие новости я оставил на сладкое. Выяснилось, что они действительно знакомы, и я попросил Энрике представить меня Че. Кстати, очень приятный мальчик. Он даже предложил нам временную работу, но мы с Энрике сказали решительное «нет».
— Что еще за работу?
— Он сказал, что это связано с садоводством. Энрике сделал вывод, что здесь что-то нечисто, что пахнет черной бухгалтерией, ну ты понимаешь, нелегальщина. Сейчас у него нормальная работа в «Сальса-сальса», хорошая виза, и совершенно очевидно, что он не хочет попусту рисковать.
Сердце у меня внезапно забилось. То ли на меня так подействовал женьшеневый чай, то ли у меня созрел гениальный план.
— Как ты думаешь, удобно было бы попросить Энрике разузнать об этой загадочной работе?
Ричард мотнул головой так, что его забавная сережка с распятием заплясала в ухе, оловянно поблескивая.
— Энрике тверд как алмаз, недаром он — сокровище. Если он решил проводить все свое время со мной, то так тому и быть.
— В таком случае почему бы тебе самому не попробовать?
Ричард задумчиво провел пальцем по влажной кромке своей чашки:
— Ты знаешь, я бы не отказался снять рубашку и позагорать. Рядом с Энрике я выгляжу совсем бледным, как спагетти.
Я придвинула чашку Ричарда поближе к себе.
— Кстати, ты в курсе, что я умею гадать по чайной гуще? — спросила я. Посмотрев на темные кусочки водорослей на дне его чашки, я сказала:
— Этот узор говорит мне, что тебе было бы крайне полезно поработать на свежем воздухе. Ради меня.
Ричард обреченно вздохнул:
— Ты говоришь совсем как Лиля, когда ей надо, чтобы я отвел ее детей в токийский Диснейленд.
— То, что я тебе предлагаю, будет гораздо интереснее, чем дурацкая страна с дурацкими играми, — пообещала я. — Я просто прошу тебя немного покопаться в грязи. Сверхурочно. За мной не заржавеет.
— Для тебя, детка, я эту грязь лопатой грести готов, — сказал Ричард и чокнулся со мной своей чашкой.
Он был в деле.
14
Иногда мне кажется, я делаю на удивление правильные вещи. А потом, несколько часов спустя, я понимаю, что совершила очередную глупость.
Выходя из чайной, я была в восторге от своей находки — сделать Ричарда и Энрике своими агентами в стане врага. Когда я укладывалась в кровать, мой живот был полон женьшеневого чая, а голова — новых идей, порожденных новыми возможностями. Проснувшись, я ощутила острую необходимость пойти в туалет и не менее острую тревогу, точнее предчувствие катастрофы. Шансов преуспеть на поприще разведчика у Ричарда Рэндалла было не больше, чем у меня прославиться в роли мастера икебаны. К тому же неизвестно, что за птица этот Энрике и можно ли ему верить. Откуда он вообще взялся, этот новый дружок Ричарда?
— Хочешь, я отвечу на звонок, Рей, детка? — донесся голосок тети Норие, лежавшей на гостевом футоне, разложенном сантиметрах в десяти от моей постели. Первых звонков я не услышала, спуская воду в туалете, и мой автоответчик уже начал записывать голос лейтенанта Хаты.