Я положила рюкзак и цветы в серебристой бумаге на полированный столик орехового дерева.
— Симура-сан! Как ваше здоровье? — Мисс Окада вышла из-за стойки, чтобы со мной поздороваться.
— Замечательно. Как видите, я закрутилась настолько, что перепутала свое расписание. — Я не отрывала глаз от охранника, медленно перебиравшего мои вещи. Я молила богов, чтобы он не наткнулся на список учителей, чьи странички, еще теплые после ксерокопирования, были заложены между страниц «Джапан тайме».
— Может быть, вы возьмете эти цветы? — Я попыталась отвлечь внимание мисс Окады от разбросанных по столу предметов. — Их нужно передать госпоже Коде. Я ее не застала, к сожалению.
Бесполезно. Она кивала мне, но при этом смотрела прямо на швейцара, извлекающего из упаковки розовый сияющий сюибан. Разглядев мою покупку, тот принялся заворачивать все обратно, но мисс Окада остановила его.
— Минуточку. Могу я взглянуть на это поближе?
— Разумеется, — сказала я с готовностью, хотя спрашивали, судя по всему, не меня.
Она взяла керамический горшок в руки и, перевернув его, взглянула на клеймо.
— Это принадлежит школе Каяма! Это наша посуда!
— Совершенно верно. Я как раз собиралась показать эту вещицу кому-нибудь из ваших. Например, Нацуми-сан.
— Ее сегодня нет. Не могли бы вы присесть на минутку, мисс Симура? Я позвоню госпоже Коде и попрошу ее спуститься вниз.
Я присела на стальную скамейку и уставилась на инсталляцию из серого песчаника в школьном вестибюле, изображавшую что-то двусмысленное. Темна вода во облацех. Мое нынешнее положение было не менее двусмысленным, если уж на то пошло.
Не надо было придумывать три причины посетить здание Каяма вместо одной, это всегда звучит подозрительно. Только госпожи Коды тут сейчас не хватало. Первое, что она сделает, это поднимется в офис, заглянет в свой стол и пересчитает таблетки. Или просто заметит смятую салфетку в корзине для мусора. Или пощупает неостывший еще бок копировальной машины. Или... Нет, я положительно схожу с ума.
Мисс Окада разговаривала по телефону, не сводя с меня глаз. Закончив один разговор, она слегка поклонилась невидимому абоненту и тут же принялась звонить кому-то еще. Глаза ее блуждали по моему лицу. Я старательно разглядывала шершавый песчаник, прислушиваясь к шуму приближающейся кабины лифта. В дверях кабины появилась улыбающаяся госпожа Кода с тросточкой, в традиционном японском стеганом жакете, накинутом поверх европейской одежды. Вылитая добрая старушка из народных сказок. Продолжая улыбаться, она кивнула мне издалека и направилась прямо к стойке администратора, куда госпожа Окада уже перенесла мой розовый сюибан. Он стоял на том же самом месте, куда тетя Норие недавно положила злополучные ножницы, предназначенные в подарок Сакуре.
Глаза госпожи Коды блеснули, когда, перевернув горшок, она увидела знакомое клеймо, впечатанное в глиняное донышко.
Бросив несколько неслышных слов в сторону мисс Окады, она направилась ко мне.
— Пожалуйста! — Я вскочила, уступая ей место.
— Ничего. Я сяду рядом с вами, — сказала она, знаком предлагая мне сесть. — Прежде всего, позвольте поблагодарить вас за ваше любезное письмо. Я чувствовала себя виноватой в том, что с вами случилось. Это просто ужасно, что именно я предложила вам выпить чаю, в котором, как оказалось, была отрава.
— Вы напрасно так переживали. Яд был не в чае, а в сахаре. Так что виной всему моя любовь к сладкому. — Терпеть не могу этих японских церемоний с обменом преувеличенными извинениями, но сегодня мне хотелось попробовать.
— О нет, это мое эгоистичное желание выпить чаю послужило всему причиной. В этом нет никаких сомнений! — Тут она посмотрела на мои цветы, лежавшие на столике, и поменяла тему: — Какая прелесть, право! Они гораздо красивее тех азалий, что я послала вам. Теперь так трудно найти приличные цветы, они бывают только в дорогих магазинах.
Это надо понимать так, что азалии были куплены не в «Волшебном лесу», а в цветочной лавке рангом пониже. Либо госпожа Кода недолюбливает «Волшебный лес», либо у нее просто не было денег, причем скорее — последнее. Семья Каяма не слишком-то балует своих служащих, надо полагать.
— О нет, азалии были ужасно обаятельные! — Я лихорадочно пыталась придумать комплимент, способный убедить в моем расположении человека, который верил, что цветы — это живые существа. — Я поставила их в хибачи — голубой с белым, — и мое неумение подбирать достойный сосуд было скрыто свежестью и прелестью самого букета.
— Какое там еще неумение? Не надо сомневаться в своих возможностях, — проворчала госпожа Кода. — Вы смотрите в сердце цветка, я же вам говорила. Хотя, разумеется, выбрать достойный сосуд — это серьезный шаг. Например, вот этот ваш сюибан, сделанный в тридцатых годах, совсем не похож на изощренно украшенные, узорные сюибаны девятнадцатого столетия...
— Это достойный сосуд? — перебила я ее, думая о цене, которую заломил сегодня господин Исида.
— О да. Их сделали всего тысячу штук. Печь для обжига находилась тогда на Кюсю, мастера работали только для школы Каяма. Потом началась война, гончарную мастерскую реквизировали для военных нужд. Вплоть до пятидесятых годов денег не хватало, и школе было не до собственного производства, зато теперь у нас появились другие возможности...
Я кивнула, пытаясь догадаться, к чему она клонит.
— Удивительно, как вам удалось найти такую редкую вещь, — продолжила госпожа Кода.
— Чистая удача. К тому же я заплатила не слишком дорого, — заверила я ее, не подумав даже, как сомнительно это прозвучало. Еще бы — артефакт великой школы Каяма за смешные деньги.
— Как вы сказали? «Заплатила»? — Она заметно удивилась.
В этот момент дверь, ведущая из холла на лестницу, хлопнула, и в холле появился Такео Каяма. В той же самой гринписовской майке и старых джинсах. Выглядел он так, как будто собирался заниматься тяжелым ручным трудом. Даже если и так, то, полагаю, не за деньги.
— Это было в ее рюкзаке? — спросил он у госпожи Коды, даже не взглянув на меня.
— Совершенно верно. Мы как раз обсуждали покупку мисс Симуры.
— Предоставьте это мне. — Он наконец перевел на меня мрачный взгляд. — Поднимайтесь в мой офис. В этот раз мы поедем на лифте.
Ясно. Он дал мне понять, что заметил оборванные лепестки на служебной лестнице. Растрепанный букет лежал у него перед носом на ореховом столике. Об остальном нетрудно было догадаться.
— Такео-сэнсэй, вы меня простите? Я чувствую себя усталой, — промурлыкала госпожа Кода.
— Ну конечно. Хотите, я провожу вас наверх? — Его голос смягчился.
— Не стоит. Я, пожалуй, выпью чашку чая и вернусь к своей работе. Не беспокойтесь за меня.
Я собрала свой рюкзачок и послала охраннику любезную улыбку. Как мило было с его стороны заварить всю эту кашу. Затем я последовала за Такео, который нес мой сюибан в руках, к лифту, вошла в кабину и стала считать проносящиеся этажи. Третий, четвертый, пятый... Девятый. Этаж, на котором, как говорила Лиля, располагалась частная резиденция семьи Каяма.
— Выходите, — скомандовал он, когда двери лифта распахнулись.
— Я собиралась пропустить вас. Мы ведь в Японии — здесь мужчины заходят и выходят в первую очередь.
— Полагаю, что вы собирались нажать другую кнопку и сбежать от меня. Спуститься на другой этаж, выйти на лестницу и выскользнуть из здания, верно? Ничего не выйдет. Швейцар не выпустит вас отсюда, пока я не разрешу.
— Это если бы я пошла через холл. Но в таком большом здании всегда найдется служебная лестница или пожарный выход, верно? В этом вашем лабиринте много неизведанных тропок.
— Что есть, то есть. Одну такую тропку вы сейчас увидите. Она ведет в мой офис.
— Офис у вас в квартире?
— Вы же знаете, что я живу не здесь. — Он посмотрел на меня тяжелым взглядом. — Теперь налево. Пятая дверь.
Эту часть здания Каяма дизайнеры отделали более стильно, чем скупо декорированный административный офис на втором этаже и пустые, залитые светом классные комнаты на четвертом.