— Естественно. Я вложила в различные акции часть дядиной зарплаты и свое приданое. Но Азиатская биржа сейчас в плачевном состоянии, и наши бумаги сильно упали в цене, процентов на пятьдесят. Нет смысла продавать их теперь, лучше дождаться повышения.
Когда она обернулась ко мне, я внезапно заметила морщинки у ее рта и гусиные лапки вокруг глаз. А раньше мне казалось, что кожа тети Норие безупречна. Так вот почему они направились к храму сразу, как только дядя Хироси приехал в Токио — оба были напуганы и расстроены до крайности.
— Дядюшка не должен ставить крест на своей карьере. Я уверена, что агентство по трудоустройству подыщет для него что-нибудь подходящее в другом банке...
— Ну да, например, дежурным по этажу, — сказала тетя без всякой иронии. — Но нам пора возвращаться к нему. Постарайся быть оживленной и веселой, как ни в чем не бывало. И не задавай ему лишних вопросов.
Она потянулась к крану, чтобы выключить все еще бегущую воду, но я перехватила ее руку и спросила:
— Тетя, перед тем как мы выйдем отсюда, ответьте на один вопрос. Зачем вы взяли тот конверт с письмом из моего юкасита?
— Это было письмо для меня. — Тетя вздохнула.
— Откуда вы знаете?
— Я получала такие письма в течение многих лет. Все хайку были известными классическими текстами, так что формально я не могла считать их угрожающими. Но их смысл... — Она поежилась.
— Тот текст, который вы взяли, относился ко мне, — продолжала я. — Кто-то желает, чтобы я уснула навеки, напившись пьяной.
— Да, он о смерти. Но не о твоей смерти, не беспокойся.
— Не беспокоиться? Я уже рассказала об этом лейтенанту Хате. Он считает, что это достаточный повод для беспокойства!
— Вот этого не стоило делать! — У тети пресеклось дыхание. — Обещай, что не станешь больше говорить с ним об этом.
— Но ведь это наверняка связано с убийством Сакуры! Это улика...
— Это связано с другим делом, — перебила она меня. — Пойми же наконец, я получила уйму подобных писем задолго до событий, о которых ты говоришь! Это касается только меня! И, разумеется, моей репутации.
— Почему бы вам не показать лейтенанту остальные письма? Он, без сомнения, мог бы установить личность того, кто вам досаждает. Надо прекратить это издевательство раз и навсегда!
— В том-то и дело, что писем у меня нет, — холодно сказала тетя.
— Да вы просто-напросто засунули их в укромное...
— Я спустила их в туалет! — Она не дала мне договорить. — То же самое я сделала с письмом, которое ты пыталась спрятать от меня в юкасита. Это лучший метод избавиться от ненужной бумаги, можешь мне поверить.
«Вода смывает все следы». Ее любимая поговорка зазвенела у меня в ушах. Я так разозлилась, что не могла поднять глаз на тетю Норие. Вместо этого я смотрела на сток моей ванной цвета персика, куда вода сбегала, медленно завихряясь у самого отверстия, и с мягким чмоканьем втягивалась в черную дыру. Мне представилось, как с таким же издевательским звуком в клоаку проваливаются все мои хитроумные выводы и предположения по делу Сакуры Сато.
— Вы обращаетесь со мной как с ребенком, не способным принимать решения! — сказала я, намолчавшись вдоволь. — Не думаю, что вы столь же бесцеремонно обходитесь с собственными детьми. Это потому что я не японка? Чужая, да?
— Не смей так говорить! — Тетя Норие прижалась к двери. Она так дрожала, как будто я собиралась, по меньшей мере, прыгнуть на нее.
— О да! Вам так хочется, чтобы я вообще не говорила. Ни с кем и ни о чем! — Я резко повернула дверную ручку и с шумом распахнула дверь. — Да только ничего у вас не выйдет!
Едва не задев тетю, я вылетела из ванной, схватила свой плащ, потом зонтик и рюкзак и выбежала на улицу, даже не взглянув на дядю Хироси. Дорогие тетушка и дядюшка могли теперь делать все, что им угодно. Меня это больше не касалось.
До назначенного в чайной свидания оставалось еще четыре часа, и, хотя их нужно было куда-то девать, это было к лучшему. Меня всю трясло, и видеть сейчас Такео, господина Исиду или вообще кого-нибудь мне было бы просто не под силу. Найти в Токио местечко, где можно собраться с мыслями и успокоиться, не видя вокруг ни одного человека, это задача не из легких. Такое счастье возможно только в абсолютно темной комнате. И я пошла в кино.
В кинотеатре «Юбису гарден» крутили старый фильм под названием «Мабароси но хикари», которое я перевела как «Призрачный свет». История молодой женщины, оставшейся в одиночестве после того, как муж покончил жизнь самоубийством без видимых причин, и пытающейся выкарабкаться из ямы своими силами. Действие происходило то в депрессивно-серой Осаке, то в живописной рыбацкой деревушке, где героиня постепенно приходила в себя. Когда в зале вспыхнул свет, зрители — в большинстве своем женщины — зашуршали плащами, защелкали застежками сумочек и стали подниматься с кресел. Я сидела, читая бегущие по экрану титры и всячески оттягивая момент, когда придется снова нырнуть в шумные мутные воды города.
Конечно же, мне мало что было известно о старинных японских деревнях, где люди ловили рыбу на обед и сушили водоросли на ужин, но деревушка, которую мне нынче показали в кино, выглядела гораздо привлекательнее города, где я жила уже четвертый год. «Если бы дядя Хироси и тетя Норие махнули рукой на свою жизнь в Йокохаме и переехали в деревню, они, возможно, обрели бы новое счастье, — думала я. — Дядя мог бы рыбачить, а тетя возиться в саду в свое удовольствие. Они ходили бы молиться в крошечную деревенскую кумирню, построенную в саду, где никто не разбрасывает коробки из-под суши и прочий мусор».
А главное, переселившись за город, желательно подальше от Токио, километров на четыреста, они бы оставили меня в покое, и я смогла бы сама принимать решения, сколько моей душе угодно.
Невесело усмехнувшись своим мыслям, я собралась было подняться с кресла, когда мимо меня прошелестела тонкая знакомая фигурка. Девушка слегка сутулилась, как сутулятся слишком высокие или рано созревшие барышни, последние — пытаясь спрятать слишком большую, по их мнению, грудь. Я уже видела эту походку раньше. И этот плащ тоже. Мэри Кумамори, застенчивая Мэри из моего класса в школе Каяма!
Я улыбнулась ей, но она меня не заметила, зато заметили идущие за ней зрители, приняв мою улыбку на свой счет и ответив мне серией коротких поклонов, на которые мне тоже пришлось отвечать. Слегка смутившись, я принялась пробираться к выходу, стараясь держать Мэри в поле зрения.
Я обнаружила ее на улице медленно бредущей по направлению к станции Юбису. Меньше всего мне хотелось напугать девушку, но и упустить ее в густой вечерней толпе тоже не хотелось. Я быстро пошла за ней, потом побежала, не обращая внимания на летящие в лицо капли дождя. Доставать зонтик из рюкзака было некогда, это значило бы остановиться и потерять Мэри из виду. К тому же пробежаться под дождем было приятно. Я уже неделю не бегала, но, догнав Мэри, с удовольствием отметила, что дыхание даже не сбилось.
— Кумамори-сан! — окликнула я, и она обернулась.
— Мисс Симура, — отозвалась она удивленно, без единой нотки приязни в голосе.
— Сдается мне. мы с вами были на одном фильме.
— «Мабароси но хикари»? — Я кивнула, и она продолжила: — Я нынче смотрела три фильма подряд, такой уж выдался день. Сегодня не было занятий по икебане, а возиться в мастерской у меня что-то нет вдохновения.
— О, я понимаю, о чем вы говорите. У меня случаются дни, когда я готова заниматься чем угодно, только бы не торговать антиквариатом. Иногда нужно просто сделать паузу.
— Я подумываю о том, чтобы насовсем оставить это занятие, — сказала она. — Вы же видели, что сделал иемото с моими вазами. Он их разбил! Так следует поступить со всем, что выходит из моей печи. Сакура Сато однажды дала мне совет: разбейте все свои поделки на мелкие-мелкие кусочки, тогда от них будет толк — их можно будет использовать как дренаж, укладывая на дно цветочных горшков.