Пикассо посмотрел на лист и сказал:
— Бог мой, и что же здесь нарисовано?
Мальчик ответил:
— Это — корова, которая ест траву.
— Сдаюсь, — сказал Пикассо, — где корова?
— Не задавай глупых вопросов, — ответил мальчик, — корова поела травы и ушла домой.
Пикассо сказал:
— Ладно, но где трава?
— Какой ты глупый! — воскликнул мальчик. — Какая же может быть трава, если корова ее съела? — Пикассо смотрел на чистый лист бумаги.
Пикассо сказал:
— Ты очень умный. Ты меня озадачил, заявив, что здесь нарисована корова. Я ничего не смог увидеть. Я озадачил весь мир, а ты озадачил меня.
Дзэнские коаны — загадки без ответов. Анзан ответил: «Му-у! Му-у!» Ни один ответ не может быть верным. Анзан должен был безмолвствовать — лишь полное безмолвие может быть ответом на дзэнский коан. Но он использует ум, пытаясь изобразить белую корову, словно бы та действительно существовала. Анзан привнес ум в свой ответ.
На это Риндзай сказал: «Ты — нем! Неужели ты считаешь, что сможешь обмануть меня, издавая подобные звуки? Ты потерял дар речи? Ты нем?» Коан требует ответа. Здесь «му-у» не пройдет.
Анзан спросил: «А как насчет тебя?» Он думает: «Какие еще есть ответы?» На самом деле никакой ответ не подходит для дзэнских коанов. Запомни твердо: не ищи ответов, ищи безмолвие. Будь безмолвным. В твоем безмолвии мастер разглядит ответ.
Анзан спросил: «А как насчет тебя? — если ты думаешь, что мой ответ неверен и что я нем».
«Ты — животное, — заключил Риндзай, — кто же ты еще, если издаешь подобные звуки? Значит, ты используешь животный ум».
Ум в дзэн — наследие, которым мы обязаны животным. Ты не вправе называться человеком, пока не выйдешь за пределы ума. Ты обладаешь лишь телом человека, но твой ум — следствие продолжительного процесса; ум содержит свойства животных. Мы — не вновь прибывшие; мы стары, очень стары — стары, как сама жизнь. И мы прошли через все животные фазы. Наше сознание заключает в себе невероятно долгое прошлое.
Говоря «Ты — животное!», Риндзай отнюдь не порицает Анзана. Он просто констатирует факт: Анзан все еще использует животный ум. Лишь в состоянии не-ума ты покидаешь уровень животных. Ты оказываешься вне прошлого и открываешься для вселенной.
В словах Риндзая нет осуждения. Дзэн никого не осуждает. Риндзай говорит: пытаясь найти ответ, Анзан использует животный ум. Я хочу, чтобы вы вышли за пределы человеческого ума, животного ума, ибо лишь не-ум содержит в себе ответы на все коаны, на все вопросы. Единственный ответ — не-ум. Будь безмолвен. Не важно, какой коан, ответ всегда один — полное безмолвие, выход за пределы животного ума.
Как-то Риндзай спросил монахиню:
— Добро пожаловать или зло пожаловать?
Монахиня закричала.
— Говори же! — сказал Риндзай, поднимая палку. Монахиня вновь закричала, и Риндзай ударил ее.
Любому человеку, получившему рациональное воспитание, это кажется абсурдом. Что происходит? Монахиня приходит, Риндзай спрашивает: «Добро пожаловать или зло пожаловать?» Монахиня закричала.
«Добро пожаловать или зло пожаловать?» Смысл вопроса таков: если ты приходишь с умом, значит — «зло пожаловать»; если приходишь с не-умом, значит — «добро пожаловать!» Приветствуется лишь не-ум. В мире дзэн ум — единственная вещь, которую следует отбросить, и тогда перед тобой откроется вся вселенная.
Благодаря уму ты — в клетке. Тебя не принимает вселенная, не осыпает цветами. Ты пленник собственных мыслей, теснящихся в маленьком черепе, а пленника никто не ждет.
Риндзай говорит: «Ты — пленница или мне следует приветствовать тебя как свободного человека?» — человека, свободного от ума.
Монахиня закричала. И все-таки она не поняла Риндзая. В том-то и беда — со временем все становится традицией. Крик, придуманный Риндзаем, со временем стал традиционным ответом. Если оказался в затруднительном положении и не знаешь ответа, всегда можно закричать.
Но крик годится не всегда. Спроси Риндзай что-то бессмысленное — крик мог бы оказаться верным ответом. Но то, о чем он спрашивал, исполнено смысла до такой степени, что крик неуместен. Ты должен отвечать безмолвием. Ты должен показать свой не-ум. Ты должен показать, что ты — желанный гость.
Но монахиня закричала. «Говори же!» — сказал Риндзай, поднимая палку. Монахиня вновь закричала. Она просто научилась кричать, как попугай.