Вся твоя жизнь была походом, паломничеством, поиском истины. Ты тренировался как бегун на протяжении миллиона лет. И вот — ты встречаешь Бога. Что ты можешь Ему сказать?
Задумывался ли кто-нибудь из вас, что вам, в сущности, нечего сказать Богу? Стремиться к Богу — значит зря изматывать себя. Конечная цель неизменно означает смерть.
Иккю совершенно прав, говоря: «нет конечной цели, нет ничего, что имело бы ценность». Не спрашивай о конечной цели. Наслаждайся, пой, танцуй. Радуйся всему, отправляйся во всевозможные паломничества, и помни: жизнь продолжается вечно, путешествие никогда не заканчивается, караван будет идти и идти. Нет в мире такого места, где бы оканчивался твой путь.
Вопрос первый. Маниша спрашивает:
Когда больше нечего постигать — сигналы не поступают ни от мозга, ни от тела, и ты не можешь определить себя, — остается ли тогда лишь одно созерцание? Похоже, что не осталось даже созерцателя — лишь осознание того, что здесь никого нет.
Совершенно верно. Нет созерцателя, есть только созерцание. Существует сознание, но не личность. Лишь осознание, появляющееся из ниоткуда и исчезающее в никуда, и посреди ты видишь пламя.
Видели ли вы свечу? Куда исчезает пламя? Сам Будда Гаутама использовал этот образ, чтобы описать высший опыт — свеча погасла. Нирвана — это погасшая свеча. Нет ничего кроме чистого осознания, не ограниченного рамками личности, — невероятная естьность, великая радость.
Но это не твоя радость, потому что тебя нет. Блаженство и радость приходят в твое отсутствие. В то мгновение, когда ты исчезаешь, приходит чистое созерцание. Это и есть будда.
Но хватит о серьезном. Сардар Гурудаял Сингх, человек великого терпения… Даже если я буду вести серьезные разговоры весь вечер, он все равно терпеливо дождется своего часа. Какое доверие! Вот почему он смеется, прежде чем будет произнесена шутка: он верит — что бы ни произошло, все к лучшему.
— Моя жена, — говорит Пэдди, — вроде Венеры Милосской.
— Ну да? — недоверчиво говорит Симус, отрываясь от кружки пива. — Ты хочешь сказать, что у нее такие же формы?
— Да нет, — отвечает Пэдди, — она примерно того же возраста, что и статуя, и ей недостает некоторых частей.
— Ага! — говорит Симус. — Зато моя — как Мона Лиза.
— Ты хочешь сказать, — спрашивает Пэдди, — она итальянка и в ней есть что-то загадочное?
— Не совсем, — отвечает Симус, — она такая же плоская, как картина, и ее давно пора отправить в музей.
Малыш Эрни готовит себя к политической карьере. Отец решает взять его с собой в Вашингтон, на инаугурацию нового американского президента, Адольфа Задобарана.
Во время инаугурации Эрни замечает рядом с президентом священника.
— Папа, что тут делает священник, — спрашивает мальчик, — молится за президента?
— Сынок, — отвечает отец, — я думаю, что он, посмотрев на президента, молится за все остальное человечество.
Ковальский решил зайти после работы в бар, чтобы пропустить рюмочку-другую. После очередного коктейля ему приспичило.
Ковальский подходит к бармену и спрашивает, где туалет.
— О, вы его легко найдете, — отвечает бармен, — вниз по лестнице, затем направо, а там — вторая дверь налево.
— Ага, — говорит Ковальский, пьяно мигая, — все понял.
Ковальский доходит до лестницы, но вместо того, чтобы спуститься, поднимается этажом выше. Он долго бродит по коридору и наконец, отчаявшись найти туалет, отрывает от пола плохо прибитую доску и делает свое дело в открывшуюся дыру.
Когда Ковальский спускается в бар, он, к своему удивлению, видит, что там не осталось ни одного посетителя.
— Послушайте, — обращается он к бармену, — куда подевались люди?
— А где вы были, — говорит бармен, — когда дерьмо упало на вентилятор?
Ниведано…
