В девятом секторе прогуливаться Мистивир не стал, сразу ухватив Лену за руку, чтобы случайно не отстала, быстрым шагом двинулся вперёд. Вскоре начались хорошо знакомые ей узкие стерильно-чистые светло-зелёные и светло-серые коридоры и экономное освещение. Портовая часть станции.
Уверенность и спокойствие, которые наполняли с момента, когда Мистивир её первый раз поцеловал, понемногу начали исчезать. На их место капля за каплей просачивался страх. А через пару сотен метров Лена ахнула и поняла, что дрожит: да они же идут к кафе, где она работала!
Мистивир перехватил затравленный взгляд и плотоядно пояснил:
— У меня есть несколько вариантов раздобыть корабль. Я решил, почему бы заодно не сделать тебе приятное? — и ровным шагом невозмутимо двинулся, дальше, заставляя девушку семенить следом.
Уже на пороге кафе Мистивир набросил на себя и на Лену иллюзию. Ещё на двух типичных завсегдатаев никто не обратил внимания. Как и на то, что они сразу прошли в служебную часть: значит, так и надо. Иначе Салим их сам выставит.
Одной лишь автоматике Салим не доверял: около кабинета стоял охранник-киборг. Мистивир, не задерживаясь, стремительным змеиным движением ткнул мужика пальцем в лоб, затем вошёл в кабинет. Лена следом. Охранник ту же осел на пол и застыл безжизненным мешком. Мистивир оставил Лену стоять у двери, а сам мгновенно пересёк кабинет, выдернул хозяина из-за стола и швырнул в угол. Лена удивилась: бывший ворон не выглядел таким уж силачом, а Салим даже не смог сопротивляться.
— Ну что, дорогой? Узнаешь?
Салим бросил взгляд на Лену — с той как раз стёк фальшивый облик. Пару секунд всматривался, потом зло и с презрением ответил: — Вот, значит, как. Шлюха, хоть и ломалась. Но умная. Под Мастера искажений легла, — Лена вздрогнула. — Салим умел напугать. Одновременно захотелось расцарапать негодяю лицо, но для хозяина борделя девушка будто бы и не существовала больше. Он перенес взгляд на Мистивира. — И что ты хочешь от меня? Я ей ничего сделать не успел. Шёл бы ты по-хорошему. Согласен признать, что мы друг друга не знаем. Буянить не советую. У меня есть связи и…
— И влиятельные партнёры, — равнодушно прервал его Мистивир.
Лена почувствовала, как внизу живота появился склизкий противный комок и подскочил куда-то к горлу: таким могильным холодом повеяло сейчас от беглого ворона. Понял, как ошибся, и Салим. Глаза у него забегали, по виску стекла струйка пота.
— Добавь, что за убийство или телесные повреждения вне самообороны любого Мастера искажений ждёт обвинительная коллегия. Мне плевать. Одним пунктом в приговоре больше, одним меньше.
Кисть правой руки Мистивира окутало пламя. Лена спокойно осталась стоять: подумаешь, ещё одна иллюзия… Мистивир схватил огненной рукой Салима за ухо. По кабинету противно пополз запах палёного мяса. Девушку передёрнуло, от зрелища во рту появился неприятный привкус. Салим задергался и заорал, выпучив глаза, однако вместо крика было слышно лишь какое-то невнятное сипение. Мастер искажений довольно хмыкнул, убрал руку, погасил пламя. Ухо обуглилось, но Салим перестал хрипеть. Лишь дрожал в ознобе так, что зубы громко выбивали барабанную дробь. Вместе с ним, не замечая, дрожала и Лена. Ей захотелось вжаться в стену, слиться с ней, стать незаметной.
Прежним равнодушным голосом, разве что теперь с менторскими нотками, Мистивир пояснил:
— Первое. Пытать я тебя буду и буду профессионально. Это только для начала я пережёг нервы в ухе, чтобы ты мог говорить спокойно. Ничего, отрежешь и новое пришьёшь. Второе. На будущее, меньше верь рекламе. Ментальную защиту и тебе, и покойному охраннику в коридоре ставил Аграмян. Он неплохо умеет заниматься самопиаром и в целом хороший специалист. Но именно по менталистике у него в дипломе тройка с большим-большим натягом. Так что пока я тебя глажу огоньком, контролирую каждую твою мышцу. И пробью все твои блоки. Но это время. Плюс я не испытываю никакого удовольствия от пыток. Но сам понимаешь, иногда надо.
Салим судорожно сглотнул. Его бизнес был тесно связан с криминальными и околокриминальными людьми, и хозяин борделя давно усвоил: самые страшные палачи как раз такие, равнодушные, для которых пытки не источник удовольствия, а средство.