Неровная улыбка быстро появилась и быстро исчезла на её лице: правый уголок рта поднимается чуть выше левого. Не привычка - травма. Правый угол подведённого глаза наоборот опущен. Я её как будто видел уже, но не могу вспомнить где... Почти-узнавание. Зудящее неприятное чувство.
Мария Дейке была прекрасна, словно дорогой спортивный автомобиль, попавший в аварию, отремонтированный... но ничто не бывает прежним.
Её тень упала на рисунок Мая, и закрыла камень. Тёмный контур тени светился золотым, и бока валуна засияли.
Я прищурился, и подался ближе, рассматривая эффект. Под камнем мерцали крохотные спиралеобразные ракушки с надколотыми краями. Из самой поверхности, словно тончайшие усики, тянулись фиолетовые нити. Колыхались в невидимых потоках воздуха. Выходили вперёд из картины - и вглубь неё. Чем дольше я смотрел, опасаясь сморгнуть иллюзию, тем яснее видел: камень обретал голографическую глубину. Фон чуть отступал. Изгибался - как изгибалась бы поверхность планеты с горизонтом ближе, чем у Земли. Танцевали прозрачно-белые снежинки, опускаясь на коричневую почву с чёрных небес. Только это был не снег. Не бывает снежинок столь ровных и столь одинаковых. Семена? Песок? Дрожащий, едва заметный, танец. Небо проваливалось, в бесконечную чёрную глубину, увлекая меня с собой.
Я моргнул и иллюзия ослабла, но не пропала.
Голографические краски. И техника, конечно. Но в первую очередь - краски.
Монах, девушка и Май спорили надо мной, их голоса сливались в неровный раздражающий гул.
Я перебрался на место Мая. Теперь на камень падала моя тень - и всё повторилось. Глубина пейзажа, колодезный провал неба, дрожащие, едва прорисованные детали, которые я бы иначе никак не заметил: ворсинки, шероховатости, тончайшая сеть «снега». Отсветы на глянцевых боках камня. Его форма была странной - как у огромного семечка. Тончайшие прожилки насыщенно-красного на поверхности - выступивший, словно кровь, минерал. Отблески оранжевого и багрянца, переливающиеся под невидимым солнцем
Я подвинулся ещё ближе.
Здесь было несоответствие. Неправильность. Что-то... неверное. Или лишнее? Нет, недостающее.
Я задел ткань, которой Май вытирал кисти, под ней лежал белый глянцевый лист. Автоматически я перевернул его. И уставился на миниатюрную копию рисунка. С тёмно-синим небом, холмами и камнями, алым и чёрным, охрой и зеленью. Сгенерированный компьютером безжизненный рисунок.
Обман. Меня словно столкнули с горы, куда я с таким трудом забрался. Забрался - и оказалось, что меня ждёт не захватывающий дух пейзаж, а картонная съёмочная площадка. Всё - обман. Они ремесленники. Перерисовывают изображение на больший формат. Потому что это дешевле, чем печатать на ткани такого размера. А гигантский масштаб нужен, чтобы те пятеро, в центре зала, таращились на созданную сцену и воображали, будто попали в неё. Чтобы глупая инстинктивная тварь поверила и примчалась, надеясь, что это ещё одна планета, которую можно съесть.
Планета, а не созданный из нулей и единиц муляж.
Май обманул меня. Обвинял, что я повторял рисунки Хасана - а сам трудолюбиво, изо дня в день, копировал сгенерированное тупым процессором. Старательно. Сотни часов подряд. Когда мог бы писать сам то, что у него в душе - и у него в глазах. Если он вообще ещё пишет. Я восхитился, когда увидел его в первый день: у него были пальцы в краске. И я решил, что он - как я.
А он имитатор.
Я взял тонкую кисть, палитру, добавил сепии, смешивая с алым, доводя его до глухих тёмных оттенков, и подвинулся к холсту.
Голос Мая над моей головой расписывал Марии Дейке какого-то мальчишку. Трудолюбивого. Усидчивого. Вот, что он, оказывается, ценит. Май обязательно даст его контакты, только, герра, пожалуйста, уходите.
Слева от камня не хватает тени... Тени от чего? Тени от сложенной из округлых камешков башни. Она высокая и тонкая. Крепится белыми длинными штуковинами к основанию седлообразного камня. И озерца, заполненного чистым оранжевым. Его вода сверкает, отдавая света больше, чем принимает. В ней можно рассмотреть россыпь звёзд и край тусклого, ушедшего в глухой инфракрасный солнца.
"Голод по свету", вот имя этого полотна. Когда голый разум пересекает пустыни космоса - места, где нет ничего-ничего-ничего, и это ничто раздувает Вселенную, как истончающийся мыльный пузырь, он тоскует по свету. У него болят горло и глаза, ибо нет ни единого кванта в пустоте. Я понимаю, я так себя тоже чувствую. Когда же, наконец, он встречает свет - пусть слабый и тусклый - это чистая радость. Чистый пир. Восторг и счастье.
Я рисовал мир за миг до гибели. За миг до пришествия Рыбы. Таким, каким она его видела.
Крохотные прямые строения - это живое. Или там внутри живое. Оно менялось под кончиком моей кисти, выстраивало само себя. Я исправлял картину - а картина исправляла меня. Небольшие, едва ощутимые изменения. Даже за мгновение до уничтожения, здесь было место для радости. Для оранжевого, для охры, для нитей фиолетового и белёсых хрупких снежинок.
Жирный чёрный мазок перечеркнул долину и изуродовал горизонт, когда меня схватили за запястье и дёрнули руку в сторону.
- Ты что делаешь?! - Встряхнул мою руку монах, и брызги с кисточки разлетелись оспой.
Нос монаха, крупный и ярко-розовый от сетки сосудов, гневно раздувался.
- Рисую.
- Рисовать имеют права только мастера. Ты что, мастер?! Отвечай мне, ты что...?! Ты вообще, кто такой и что здесь делаешь?!
Я выдернул запястье из его хватки и вскочил.
- Вы тут с распечатки срисовываете! Это мастерство, да?
- Олег, умолкни. - Май. Монаху:
- Герр, он со мной. Это мой ученик.
- Что твой ученик в мастерской делает?! Выведи отсюда посторонних, немедленно! Всех - посторонних!
- Герр, это мой ученик из... - Попытался объяснить Май.
- Май, я уберу пятно. - Прежде чем он договорил «мой ученик из Экосферы». - Пятно, которого бы не было, если бы меня за руки не хватали.
- Герр, я исправлю всё. - Пообещал вместо меня Ракхен.
- Когда? В рабочее время? - Монах заметил, что большинство копировальщиков отвлеклись от обязанностей и прислушиваются. Понижая голос:
- Уплатишь штраф. - Процедил он. - Как положено. Потом перерисуешь. Тут не только твой труд, к твоему сведению.
- Штраф? - Голос Мая дёрнулся и сел.
- Да. По квоте. Возвращайся к работе. Убери этого... ученика. Чтоб я больше его не видел. И женщину заодно выведи.
Вод пошёл прочь, широкими шагами человека в гневе, но выполнившего свой долг.
- Май, - я попробовал привлечь его внимание. - Это же мелочи.
Для меня - мелочи. Май на уроки приходит в одном и том же пиджаке. Рубашки меняет, а костюм у него один. Омерзительный светло-коричневый и потёртый на локтях.
- К тому же теперь пейзаж намного лучше. - Нашёл я другой плюс.
- Зелёным?! Ты сделал его зелёным! - Взорвался Май. - Ты соображаешь, хоть иногда?! Хоть для разнообразия, голову ты включаешь?
Рисунок с камнем стал правильнее. Всё, что я добавил, гармонировало с общим цветом. Издали даже сложно отличить мой фрагмент: коричневое, густо-красное, белое. Сложно отличить издали - мне.
- Зачем ты это делаешь? Зачем ты всегда это делаешь, когда я пытаюсь тебе помочь?!
Я отступил от Мая на шаг. И ещё. Пока не прижался сзади к мягкому и тёплому.
Показалось, что это спрут меня догнал, и теперь обнимает со спины гибкими руками-глазами.
- По-моему, это хорошо. - Хрипловатый голос позади. Это женские ладони у меня на плечах, а не щупальца спрута. - Смело.
- Можно я его уведу ненадолго? - Спросила девушка.
Я ждал, что Май возразит - но он кивнул. Развернулся и пошёл догонять герра. Хочет переубедить. Как будто я не помогу ему выплатить этот штраф. Как будто я не знаю, что он откажется от моей помощи.
Мария Дейке обошла меня и поманила за собой - в тот угол зала, где рисунок с инопланетным пейзажем заканчивался. Видимо, чтобы я больше ничего не испортил.
Насколько серьёзна для Мая сумма? Наверное - очень. Я должен что-то предпринять. Может быть, Андрея попросить, чтобы он поговорил с этим герром? Не хочу, чтобы Май хотя бы полдня переживал.