- Здравствуй. Твоему другу нельзя. - Агата преградила мне путь. - У нас строгие правила. Оставьте вещи здесь, и...
- Он не друг. Он Олег.
«Не друг» - неприятно резануло, пусть я её всего десять минут знаю.
- Мне о конкурсе сказала Мария Дейке. Поздно, да? - Спросил я, втягиваю голову в плечи.
Начищенный паркет холла светился, как жёлтое зеркало. Из-за большой двери из синего стекла доносился невнятный шум.
- Я пойду. - Пробормотал я. - Не хочу мешать, вы извините.
Агата вдруг повела рукой, приглашая внутрь:
- Тот Олег? Мария зарезервировала для тебя место.
Женщина забрала у Фред картину.
- Это она, да? - Агата рассматривала холст на вытянутых руках, словно врач новорождённого младенца. - У Марии - чутье. Ты должен отнести работу Мастеру. Окончательное решение принимает он, но я уверенна: ему понравится.
Агата возвратила полотно:
- Оба - оставьте вещи здесь. Их отнесут. Вам в главный зал.
- Мне нужно переодеться. И ему тоже. - Вмешалась Фредерика.
- Хорошо. - Улыбка Агаты не поднималась выше «вежливо». - Я провожу Фредерику. А ты иди, поздоровайся с Мастером и покажи работу. Официальный список конкурсантов вот-вот огласят.
На корне языка пересохло, но я кивнул. Сделал два шага к стеклянной двери - и попятился, узнав тихий гул.
Там, за дверью, люди. Много людей. Ходят, разговаривают. Пьют напитки из хрустальных бокалов. Шепчут официантам гадости.
Конкурс - публичное мероприятие, его официальное открытие - это приём. С прессой.
Я попятился:
- Нет, извините.
Я сглотнул ком:
- Я не пойду туда.
Не пойду. Не могу. Нельзя мне. Журналисты знают моё лицо. Если я попаду на полосы - отец меня своими руками задушит.
- Что за глупости?! - Агата нахмурилась. - Иди и отнеси картину. Или ты не сможешь участвовать.
Я отступил. Агата продолжила мягким голосом манипулятора:
- Мария поручилась за тебя, ты её подведёшь.
- Я не могу. Отнесите вы? Я буду здесь. В конце концов, какая разница, кто...
- Он захочет посмотреть на тебя. Иди, и не...
- Фред... - Я повернулся к девушке. - Ты туда все равно пойдёшь. Отнеси мою работу? Пожалуйста.
- Тебе зарезервировали место. - Повторила услышанное Фредерика. Сузила взгляд: - Это же не отборочные туры проходить. Готовиться. Сражаться. Сам неси.
- Ты сейчас показываешь картину Мастеру, - отрезала Агата, - Или покинешь здание.
- Пойдём, девочка. - И Агата увлекла Фредерику к узкой лестнице на второй этаж.
Я остался в паркетном зале, перед синей дверью. По ту сторону вступил квартет, его музыку заглушили аплодисментами.
Мучаясь, я стоял под дверью. Слушая визгливые струнные и делая то шаг вперёд, то шаг назад.
Я не могу туда войти. Мне просто нельзя. Я войду - и меня узнают. Отцу доложат, где я, и он придёт за мной. Вернёт, и всё станет, как было - только хуже. Но если я не войду - куда мне идти?
Квартет сменил темп на рондо, я приоткрыл дверь и проскользнул в зал. Представляя себя маленьким, серым, незаметным мышонком.
Пол зала был зеркальным, и казалось, что гостей человек сто, или даже больше. Красивые люди, в красивых одеждах. Блуждающие от картин к фотографиям, от скульптур к инсталляциям, от одной группы сплетников к другой. Полотна не висели на стенах, а стояли в вычурных стойках, так что не всегда получалось понять, где инсталляция, а где рама на ножках.
Красться по периметру зала было плохой идеей: здесь располагались работы. В центре кружились три бальные пары: мужчины - в снежном-белом, женщины - в алом. В самом конце, на кафедре, стоял трон, а на троне восседал мужчина с осанкой короля.
Я съёжился и пошёл к нему.
Стараясь никого не задеть, стараясь не привлекать внимания. Сделать вид, что это не я несу картину в руке, и это не на меня оглядываются.
Надежда найти Марию и попросить передать работу вместо меня разбилась. Одна из женщин, кружащихся в зале, прогнулась гибко в руках партнёра - и я узнал в ней Дейке.
- Ольгерд Лирнов! - Грянул громкоговоритель. Я подскочил на месте. Метнулся в тень скульптуры из проволоки. Поздно: все уже оглядывались.
- Ольгерд Лирнов, очень вовремя. - Повторил отовсюду голос. - Подойди сюда, мальчик.
Вспышки фотоаппаратов. Замечания громче, язвительнее.
Кислая горечь на языке, лицо от жара взмокло. Ком из желудка подскочил к горлу.
Я втянул голову в плечи и пошёл к трону. Путаясь в своих ногах и в картине.
- Лирнов! - Сказал Мастер в микрофон в третий раз. Как будто тут был ещё хоть один человек, кто не услышал.
Из-за фотовспышек в глазах плясали яркие слепящие зайчики: тёмный контур человека преградил путь. Я хотел обойти, он схватил меня за локоть - той руки, в которой я держал картину - и сжал так, что боль пронзила до плеча.
- Это я возьму. - Незнакомец вынул из моих онемевших пальцев Золушку. Бросил картину под стену.
Он развернул меня и толкнул туда, откуда я пришёл.
- Двигайтесь. - Велел мужчина. - Улыбайтесь и шагайте.
Я упёрся. Он нажал сильнее - и я задохнулся от боли в руки. Подчинился, потому что подчинялось тело.
Гости Мастера Седека смотрели. Мария остановилась и смотрела. Я шёл, хватая воздух ртом. Солёный вкус во рту - от боли слёзы катились сами собой. Атхена, какой же позор.
Позор - и облегчение. Наверняка это человек отца. Он увезёт меня домой, и всё закончится.
- Секунду, если позволите. - Путь преградил тощий тип в белом костюм - он тоже только что танцевал.
Шагнул ещё ближе, прижимаясь ко мне и тому, кто меня выводил. Он был ниже и меньше человека Лирнова, и старше - лет сорока.
- Отпустил. - Сказал он.
Я не видел, что он сделал, но мой сопровождающий дёрнулся.
- Отпустил. - Повторил тип. - И ушёл.
- У меня приказ.
- А мне просто нравится. - Растянул губы в холодной улыбке тощий тип. Зубы у него были редкие и желтоватые. Худое вытянутое лицо украшал длинный острый нос, а пепельные волосы были связаны в гладкий хвост.
Хватка на руке пропала и я всхлипнул. Человек отца отступил, обошёл меня - и поспешил к выходу. Один раз обернулся - я прежде его не видел. Квадратный подбородок и опущенные уголки глаз я бы запомнил.
- Я отведу тебя к Мастеру. - Сказал тощий. - Только сопли подбери.
Локоть ныл. Невыносимо хотелось спрятаться - все на нас смотрели, даже музыканты. Я вытер мокрое лицо рукавом, поднял картину и пошёл через зал - к Мастеру Седеку.
На подходе к кафедре я остановился на миг. Расправил плечи, выдохнул, и пошёл медленнее.
Мастер Седек был седым и длинноволосым: пышная шевелюра спускалась ему на плечи, контрастируя со смуглым вытянутым лицом и чёрными глазами. Широкий нос с тонкой переносицей, выдавали, что в нём много кавказской крови. Может быть, вся.
Даже сидя, он казался высоким. Монументальным. Полосатый плед закрывал его ноги и опускался в пол, пряча колёса инвалидной коляски, которую я принял за трон. На лацкане пиджака цвета зелёного хрома - микрофон.
Я поставил картину на пол, прислонив к колену, и, прижав кулаки напротив сердца, отдал Мастеру рэй-дэ. Кланяясь глубже, чем предписывали правила. Уважение затопило меня по самую макушку. Человек передо мной будто стал больше и ещё более важным, а я уменьшился.
- Я рад, что ты смог прийти. - Сказал он, и микрофон разнёс его слова по залу. Жест в сторону картины. - Ты покажешь нам?
Я кивнул. Помедлил ещё. Повернул полотно к нему.
- Подними выше, Ольгерд, и подойти, я не вижу.
Я пробормотал извинения - и выполнил. Было тихо: за нами наблюдали обе толпы: и та, что стояла и та, что перевёрнутой затаилась под зеркальным полом.
Меня вновь ослепили вспышки фотоаппаратов.
- Великолепно!
«Великолепно» громыхнуло, и это трижды повторило слова Мастера.
На глаза опять навернулись слезы, горло перехватило, а в груди сладко сжалось сердце. Как будто готовясь взорваться.