Агата что-то сказала. Я качнул головой отрицательно. Вытянул затычки.
- Время вышло. - Повторила женщина. - Работу.
Я вспотел, словно выловленная из ведра мышь. В голове гудело. В глазах дёргало. Ладони - тёмные от угля.
В чёрных абрисах на листе передо мной смутно проглядывались очертания человека, но - не более. Слишком много линий, слишком они жирные и продавленные. Пятна там, где я размазал уголь. Ничего похожего ни на Золушку, ни на Марию - детские уродливые каракули.
И всё равно жалко отдавать их Агате. Она подняла лист сама.
Ксавье широко улыбнулся, увидев мой рисунок. Перед ним лежала трёхцветная симметричная мандала, в которой чередовались цвета жжёной сиены, индиго, и шартреза. Листки мандалы ровные и продолговатые, как будто он рисовал их под лекало. Он лучше. Он всегда будет лучше, ненавижу его.
Агата собрала остальные работы. Автоматически выполненную нотную запись Индии - оказалось, что синтезатор с механо-электронной начинкой (неприятный холодок по коже - не у меня одного, судя по тому как Индия потёрла запястья). Запись танца Фред, сделанную на старую плёночную камеру, рисунок Ксавье.
- Я ничего не придумал. - Равнодушно пожал плечами Константин, когда Агата подошла к нему. - Ну... так получилось.
- Я вернусь через несколько минут. Решение принимает Мастер. - Произнесла Агата, и оставила нас в классе.
- Ты чуть все не испортил. - Константин, не вставая с пола, передвинулся ко мне ближе. - Что это с тобой было? Я слышал, как ты вставал.
- Слышал?
- У меня хороший слух.
Фредерика и Индия тоже разговаривали, склонившись над клавишами: тёмная голова и светлая голова.
- Мне показалось, что Фред кричала. Это иллюзия. Так бывает, когда закрываешь уши. Почему ты ничего не сдал? Ничего не придумал?
Он же сочинял весь день, мог что-нибудь готовое Агате отдать.
- Да нет. Придумал. - Константин потёр затылок. Глянул на прозрачную стену класса. - Но... Это не для них. Понимаешь, иногда... необходимо скрывать. Чтобы не исчезла сила из слов. Понимаешь?
Немного. Мне не всегда хочется показывать свои картины - но я обычно переступаю это. Потому что сильнее, чем спрятаться, хочу быть замеченным.
Я кивнул.
Поэт вдруг облизал губы и подвинулся ко мне ещё ближе - ближе приличного. Прикрыв ладонью рот, Константин без всякого выражения, словно инструкцию, прошептал мне на ухо:
- Ты ищешь знак? - Вот знак:
Рыбак, одетый в сеть,
Вскрывает горло рыбо-человеку.
Вливает кровь его в развёрнутую реку
Грядущего.
Никто из нас не лучший.
Я отодвинулся. Взгляд Константина был лихорадочным, как будто у него жар:
- Это для меня? - Тихо уточнил я.
Слова звучали как пророчество. Злое жестокое пророчество. Или для всех нас? Не я один хочу лучшим быть, оставить всех - за спиной, далеко позади.
- Да. Никому?
- Конечно. - Никому не скажу.
Я повторил хокку шёпотом, запоминая. Константин поправил, когда я запнулся на третьей строфе.
Я бы подумал, что он надо мной смеётся. Но он был серьёзен. Даже пугающе серьёзен.
Агата зашла в класс - но всего на два шага, и не затворяя за собой дверь.
- Фредерика лучшая. - Вынесла она вердикт. - Индия. Ксавье. Олег. Отстаёт - Константин.
- Таков ваш результат сегодня. В следующий раз постарайтесь лучше. Сейчас - перерыв полчаса. Класс не покидайте.
Женщина направилась к выходу. Я поднял руку - как в школе, но она не заметила.
- Извините. Можно я выйду? - Попросил я вдогонку.
Промокшая рубашка холодила тело, мне нужно переодеться, умыться.
И понять, что это было.
- Трусы сменить? - Ксавье.
Он улыбнулся криво, с чувством превосходства, которое испытывает только второй круг перед рабочими.
Фредерика смотрела на меня странно. С сочувствием. И ещё чем-то неприятным. Индия - то же. Даже Константин.
Гадливость. Вот что отразилось в их взглядах. И Они знают. Они знают, насколько я испуган был.
Константин заговорил со мной сейчас и стих свой не отдал потому, что опять меня пожалел. Он хороший, но мне не нужна его жалость и его покровительство. Мне ничего ни от кого не нужно.
- Недолго. - Позволила Агата. Это же выражение в её глазах. В её голосе.
Краска горячо залила мне шею и щёки.
Они все поняли, насколько я перепугался. Я рванул прочь из класса.
На соседней кровати в нашей общей спальне лежала куртка Константина, а из её кармана выглядывали сигареты.
Я переоделся и теперь сидел, гипнотизируя белую, с синей полоской пачку. Надо возвращаться в класс, но... то, как все на меня смотрели. Не могу. Не хочу.
Это же не воровство, если я возьму одну штуку. Константин сам бы предложил, будь он здесь.
Я аккуратно вытянул сигареты из его кармана - как будто они под сигнализацией. Взял одну... ещё одну, и вернул пачку на место.
Застегнул куртку на все пуговицы, сжал сигареты в кулаке, и вышел из спальни. Нужно убедиться, что вид с крыши не такой, как мне пригрезилось, или, что на неё вовсе не забраться - а потом пойду на улицу курить.
Узкая лестница привела сначала на третий этаж особняка, а затем, после одного короткого пролёта - на цокольный этаж. Приоткрытая дверь приглашающе пошатывалась на сквозняке.
На крыше, у края без ограждения, стояла Мария Дейке. В пиджаке из тёмного фиолетового бархата, поверх алого платья, а не так, как мне пригрезилось.
В животе нехорошо похолодело: вид был такой же. Холмы пустыря, хвосты фабричных труб на горизонте, металлическая полоса озера.
- Мария? - Позвал я. Женщина обернулась.
Золотые волосы она связала в свободный хвост - они вились, прикрывая оба уха и шею. В её ладони был длинный кремовый мундштук с тонкой дамской сигареткой.
Я подошёл и коротко поклонился:
- Я вам очень благодарен. За то, что вы оставили для меня эту возможность... место.
- Ты же не хотел раньше.
Язык прилип к небу. Я собирался сказать, что запутался. Что у неё изысканный овал лица. И, «вы никогда не бегали полуголой в лесу от вепря?».
Вместо этого я достал сигарету и, разжигая, щёлкнул по огневому кончику.
- Сейчас - очень хочу. - Сознался я. - Очень хочу победить. Посоветуйте мне? Что лучше делать? Как мне вести себя? Это же... Я понимаю, что дело не в мастерстве - дело в Мастере.
Нужно нравиться ему - в первую очередь. А не создавать самые лучшие работы. Какие скрытые требования у этого человека? Она должна знать - она же его ассистентка. И она может мне сказать - раз до этого оказывала протекцию.
Мария Дейке отвернулась, изучая что-то внизу.
- Мастер не любит выскочек. Будь скромным. - Наконец сказала она.
Я проследил за её взглядом. На внутреннем дворе особняка вилась странная бело-розовая структура. Словно змея, свернувшаяся в маленький запутанный храм: с хитросплетениями комнат и коридоров, но без крыши. Взгляд застревал в нём, пытаясь проследить каждую изогнутую танцующую линию.
- Что это за штука?
- Лабиринт. Вы будете там работать. Мастер не любит когда рисуют его, или его людей. Это прямая дорога к тому, чтобы покинуть конкурс.
- Кроме вас? Всех можно рисовать - кроме вас?
- Почему я должна быть исключением? - Дейке прищурилась: от ветра, от дыма - и от неодобрения.
Во время приёма, среди картин я насчитал двенадцать портретов, и на всех - Мария. Плюс рисунок на обороте буклета. Я забыл его в своей комнате. Вот как отец понял, где меня искать.
На крыше дул холодный ветер, и меня начало слегка морозить. Горечь дыма царапнула лёгкие, и я закашлялся.
- Старайся хорошо. - Произнесла Мария Дейке. - Вот и всё.
- Все участники будут стараться. До кровавых мозолей на пальцах. Этого недостаточно, чтобы выиграть.
Мария вдруг развернулась спиной к краю крыши и села на корточки. Неженская, некрасивая и опасная поза.