Фред встала на колени, заглядывая вниз.
- Здесь глубже, чем кажется. - Предупредил я.
Она во что-то всматривалась. Я тоже опустился на колени, наклоняясь над водой.
Четыре натянутых цепи с крупными железными звеньями обвивали камень. Но чем дольше я вглядывался, тем яснее видел: на цепи огромная, обросшая наростами и серым налётом, рыба. Глаза, выступающие из широкой морды, заросли шкурой. Жабры медленно открывались - и закрывались. Усы двигались, колышась лёгким водным потоком. На дне лежал старый слепой прикованный цепями сом.
Фредерика взяла камешек и бросила в животное.
Камень утонул мягко и в стороне. Она бросила ещё один.
Я набрал пригоршню гальки и тоже запустил в спящую рыбу.
- Я бы такого не делал. - Раздался голос у меня за спиной.
Мы с Фред вскочили одновременно. Камни из кулака высыпались в воду и на каменный пол.
В перекрестье дрожащих лучей наших фонарей стоял Мастер Седек. Он был так высок, что его тень закрыла разом всю настенную живопись. Пышная шевелюра цвета перец-с-солью спускалась ему на плечи. От света он щурился.
Я начал кланяться, Мастер остановил жестом.
- Почему? - Спросила Фред, опустив фонарь вниз - на его ноги. - Мы ничего такого... хотели только посмотреть.
- Потому что это мой питомец. - Голос Мастера звучал низко и магнетически. Как будто под каждой фразой он подразумевает больше, чем говорит. - Так же, как и вы. Он чувствительный.
В прошлый раз Мастер сидел в инвалидной коляске, и выглядел лет на пятнадцать старше. Сейчас - как будто ему слегка за пятьдесят. Он силен, как сильны здоровые крепкие люди. Тёмный костюм, золотой перстень и золотая цепь с квадратной эмблемой на шее. Смуглое вытянутое лицо, тонкий в переносице и широкий у основания нос, внимательный взгляд пробирающий насквозь. Он подходил к нам - и будто занимал всё пространство. Можно или пятиться - или остаться на месте, погрузившись в его присутствие. В его уверенность, спокойствие. Защиту.
- Как вы провезли рыбу через границу? - спросил я. - Ведь таможня...
- Приобрёл в Атхене. Роскошный, верно?
Верно. Сом огромен. Кажется, что он тут, на дне искусственного водоёма, прожил вечность. И ещё вечность проживёт. Мне захотелось его нарисовать.
Но есть более важные вещи. Например, скажет ли Мастер Фредерике, что Ксавье прав. Что это я убил Костю. Золушка наверняка ему доложила. Тогда я потеряю ещё одного почти-друга... Захотелось нырнуть в озеро и уснуть в нём, рядом с чудовищной слепой рыбой - лишь бы никто не винил меня в смерти поэта.
Но это я сам себя обвиняю. В первую очередь - я. Потому что это я виноват. Больше никто.
- Почему вы не работаете? - спросил Мастер.
Фредерика пожала плечами:
- Нет настроения.
- Вы должны уметь творить в любом настроении. - Повторил Мастер слова Золушки.
- Горе - не настроение. - Прошипела Фредерика.
Эхо, которого прежде не было, завопило «ение!», «ение!» Так пронзительно, как будто отвёртку впихнули в ухо. Ноги подкосились, и я упал на одно колено.
Сом очнулся и заметался из стороны в сторону. Цепи, протянутые через его тело, натянулись. Кровь из открывшихся ран колыхалась вокруг рыбы тёмными грозовыми облаками. Бедная тварь. Бедное обречённое животное.
Я задохнулся от жалости и вины.
Мастер держался за висок, будто ему тоже больно. Фредерика переводила растерянный взгляд с него на меня. Она ничего не чувствовала.
Боль отступила медленно, впиталась в череп как в губку. Мастер убрал руку от головы. Рыба на дне озера успокоилась.
- Фишер давно на вас работает? - Спросила вдруг Фред. - Кто он такой?
- Уже много лет. Что ты хочешь знать?
- Хочу знать зачем он вам. - Вполголоса.
- Почему ты спрашиваешь?
- Он меня отвлекает. - Мрачно. - Я не хочу больше видеть этого человека...
- Он тебя вдохновляет. - Поправил Мастер с ласковой улыбкой. - Я знаю это. И ты это тоже знаешь, моя дорогая.
Вокруг сома клубилась, растворяясь, чёрная рыбья кровь.
Показалось, что она красная. Как у людей. Красная кровь на сером асфальте. Искорёженные куски железа по всей дороге. Автомобили, тормозящие - или проезжающие мимо места автокатастрофы. Густая лужа, перетекающая через пунктир разделителя, словно язык.
- А меня отвлекает Май. - Произнёс я, сморгнув непрошенную фантазию. Если можно Мая отсюда убрать...
Я повернулся к Мастеру и встал напротив. Он выше Саградова, но ниже моего отца - все равно приходилось задирать голову.
- Я хочу, чтобы вы его уволили. - Встретил я его взгляд.
- Ты хочешь? - Губы Мастера изогнула улыбка.
- Да. Хочу. Я прошу вас об этом. Пожалуйста. Чтобы я его больше не видел.
- Почему же он тебя отвлекает, Ольгерд? - Все с той же улыбкой.
Всё он знает. Он нанял Мая, чтобы я не ушел. Он сейчас спрашивает меня - и спрашивает при Фредерике, зная, что я не могу ответить. И Май останется. Здесь, где меня едва не убило дерево с серпами. А Константина убило что-то... что-то, помимо моей безответственности. Здесь, где у нас то ли галлюцинации, то ли видения. Где, Золушка что-то задумала. Май и без того из-за меня попадал в неприятности. Это вопрос его безопасности. Его жизни.
Если он уйдёт, я его не увижу больше. Вообще никогда. Не самая высокая цена.
И всё равно - очень тяжело сказать.
- Потому что он работает на моего брата. Следит за мной. - Голос дрогнул и ушёл вверх. Ох, Атхена, когда же я научусь лгать?
- Хм... - Улыбка Мастера тёплая, покровительственная - и пугающая до дрожи в позвоночнике. - Это уже не имеет значения, Ольгерд.
- Почему? - Хрипло спросил я.
- Ты нашёл своё место в Лабиринте, твой учитель больше не нужен. Я его отпущу. - Мастер неуловимо приблизился. - Если выполнишь одно условие.
- Какое?
- С Золушкой ты тоже не будешь видеться. Разговаривать с ней. Рисовать её. ...Отвлекаться на неё.
Поток давления усилился, накатывая новой волной дурноты. Мешая думать, мешая понимать. Мастер знает о Мае. Знает меня так, как я не знаю сам. И он назвал Марию Дейке Золушкой. Откуда ему известно, как я зову её мысленно?
Нужно уйти отсюда. Уйти, а то я сейчас отключусь... Я отвернулся и опустился на колени, спиной к Мастеру - лицом к воде.
Нет, я не люблю Марию. Это всё... навеянное и гормоны. Она очень красивая. Мне хочется её писать. Хочется её защищать. Знать, что с ней все в порядке. Хочется быть с ней рядом. Но я её не люблю.
- Что ты видишь в воде? - Наклонился ко мне Мастер
Спиной вперёд я отполз от бассейна - пока не упёрся в ноги Седека, который почему-то оказался сзади, а не сбоку. Дальше отступать некуда.
- Рыбу я там вижу. - Буркнул я.
Вздрогнул, поняв, что выдал нечто важное.
Отражение Мастера улыбнулось. Присело на колено за моей спиной:
- Всмотрись лучше. - Произнёс он. - Всмотрись лучше.
Седек нажал мне на плечи - и я передвинулся, подчиняясь. Оказываясь над водой. Заглядывая в воду.
Мои волосы светились мертвенно-белым, широко раскрытые стеклянные глаза смотрели в никуда. Я наклонился ещё ниже, заглядывая вглубь.
Когда Костя лежал лицом в воде, концы его прядей плавали вокруг. Как мусор. Он ещё был тёплым. Но его волосы, его тело, его жизнь - всё это уже было мусором.
Потому что я рисовал, когда он умирал. Потому что для меня искусство важнее человека. Линия из крови, квинтэссенция искусства, впитала моё могущество и впитала жизнь моего друга. Я убил его: я привёл его в лабиринт, я не следил за ним. Увлёкся галлюцинациями. Пауки и творчество. Это всё - я. Он мне доверял, он хотел уйти, а я теперь...
Мастер не усиливал нажим - я сам подался ближе к воде. Там очень глубоко. Я наклонялся и наклонялся. Сила тяжести сделает за меня то, на что у меня самого не хватает духа.
Я должен умереть. Давно должен был. Чтобы не мешать, чтобы никто больше не погибал из-за меня. Всем так лучше будет. И маме, и брату. И Маю. И Золушке.
И мне, наверное.
Всё закончить - это будет почти свобода. Я ведь хочу свободы. Максим хотел, чтобы я его убил и помог освободиться. А я даже этого не смог, жалкий ариста.