Белый лист сиял тошнотворной невинной чистотой, высасывая импульсы и замыслы. Чтобы остаться, я должен выиграть этот тур, и тогда Фишер не сможет задушить меня по-тихому, как только я выйду с вещами за ворота. Я должен нарисовать что-нибудь.
«Должен» уничтожало саму возможность провести линию на бумаге.
Я не могу оставить Золушку здесь. Может, ей моя помощь и не нужна, но... она больше, чем красивая женщина в беде. Она больше, чем красивая женщина, которая заставляет меня чувствовать себя одновременно героем и дураком. Она важна.
И Фред тоже. И даже Ксавье. И даже этот проклятый лист, на который не ложится ни один образ. В самом начале, когда только пришёл, я так хотел доказать, что стою чего-то. Что я тоже важен. Что я могу.
Фредерика с упорством поставленной на повтор кассеты, отрабатывала странное па. То быстро, то болезненно-медленно. поднимала согнутую в колене ногу, разворачивала бедра, выбрасывала ногу назад.
Сжав чёрный уголь, я жирно обводил контуры её тела в напряжённые статичные мгновениях этого упражнения, и намекал их летящими сквозными линиями, когда её поза менялась. Вскоре на листе целая толпа Фредерик взмахивала ногами, хмурилась и иногда теряла равновесие.
Фредерика-оригинал вдруг прыгнула ко мне и выхватила лист так, что уголь прочертил жирный след вниз.
Я вскочил.
- Придурок! - Прошипела девушка. Она смотрела на меня, а не на рисунок. - Ты как смеешь?! Тебе что, разрешал кто-то?
- Извини. Я не... не хотел, в смысле... я. Размять руку, и...
- Размять ОБ МЕНЯ руку?
- Извини, я не то хотел. Я в смысле... ты красивая... тебя приятно... рисовать. Я не хотел вмешиваться. Или в частное. Это лишь контур. Всего лишь абрис, Фред, честно.
Девушка подняла лист над головой, зачем-то пытаясь просмотреть плотный картон на свет.
- Почему красное? - Спросила она спокойнее.
Красный уголь разломался, я рисовал чёрным. Но Фред была права: все линии её тела алые. И туника Фред не зелёная, а фиолетовая, и никаких узоров на ней нет. Опять зрение врёт.
- Красный означает огненную энергию. - Нашёлся я.
Фред скривила рот в сторону.
Ещё красный означает смерть.
Девушка вдруг коротко рассмеялась:
- Я не такая. - Фред смущённо взъерошила пальцами платиновый ёжик: - Это не я.
- Такая. Себя со стороны очень сложно...
Наброски хорошо получились. Даже не верится, что я начинал через силу и через отчаянье. Множество танцовщиц отражали многообразие сущности самой Фред, противоречивой, как всякая женщина. Будто их три десятка - но все они - она. Может быть, через меня Фредерика увидит, насколько красива.
- Ты разбираешься. - Обернулась Фред к подошедшему Ксавье. - Это похоже на меня?
- Мазня жалкая. - Оскалился он. Тыкнул зелёным пальцем в совмещённые изображения: - Это что, третья нога из живота растёт?
Дитер вернулся к своей старой песне:
- У тебя, Лирнов, руки и глаза на одном месте находятся. Что, думал с талантом рождаются? Как с татуировками?
От откровенной грубости мои мысли словно окаменели, а в желудок сжался спазмом. Я мог бы сказать, что быть аристой - честь. Но я утратил честь, утратил дэ. Поэтому я отвернулся, скрывая лицо.
На картине Ксавье белопенные лошади галопом выбегали из моря. Казалось, что они сейчас выскочат и растопчут меня. Разорвут зубами, разметают копытами. Рисунок был одновременно реалистичный, фантастический, пугающий... и гениальный.
Он прав, по сравнению с ним, я - полное ничтожество.
- Ты все уродские наброски свои так близко тулишь? - Не унимался Дитер. - Чтобы идиоты не могли понять, что за дерьмо ты тут нарисовал?
- Эй! - Возмутилась Фредерика. - Это не дерьмо - это я.
Фред вдруг дёрнула меня за плечо:
- Чего ты молчишь?!
Слова Ксавье застревали в животе отравленными кольями. Он завидует моему статусу, и поэтому такой ядовитый, но... он прав. За несколько дней у Мастера его техника, его стиль очистился, обрёл объем и индивидуальность. Такую густую, что даже слишком. Он создавал настоящее.
Потому что в отличие от меня, Ксавье выполнял указания Агаты, и рисовал-рисовал-рисовал.
Я бы тоже так мог.
- Фред... можно я тебя нарисую? - попросил я.
Мгновение тишины. Фредерика вернула лист.
- Рисуй. Только не мешай готовиться.
- Ты в своём уме?! - Ксавье. - Ты зачем ему помогаешь? Мы же решили не...
Они сговорились против меня? Ксавье ладно, но Фред... Обида сжала горло.
- Да, Дитер, это же не упаковку для Эко расписывать. - Вырвалось. - Думаешь, я не знаю, что ты на них работаешь?
Я сглотнул:
- Думаешь, я не видел твой контракт?
- Это правда? - Отступила от Ксавье Фредерика. - Ты работаешь на Экосферу?
- Думаешь, это не я, - Я подчеркнул голосом «я», - одобрил твой контракт?
- Ты лжёшь. - Скривил губы Дитер. - Лжёшь, как...
- Я ариста. Я не говорю неправды.
Я не лгу, просто поворачиваю истину другим углом. Маленькая часть пазла сложилась: Дитер ненавидит меня потому, что я для него - Экосфера, а корпорация связала его обязательствами не меньше, чем меня. И он тоже стремится вырваться. Андрей приносил эскизы наклейки на бутылки и спрашивал, хорошие ли. Я сказал, что мне нравится, потому что это было похоже на тот рисунок Мая, что он сделал мелками на доске во время урока. А Май видел его раньше потому, что восхищается Дитером и следил за его творчеством. Вот когда я в первый раз встретил этот мотив: вода, которая не вода, а сила. И только после море и лошади начали украшать изделия Экосферы.
Ксавье сжимал и разжимал кулаки, неотрывно глядя мне в ключицу. Я представил, как сейчас его кулак врежется мне в грудь, но он промажет ниже кости. Я упаду. Он ударит ещё раз, Фредерика вмешается. А Мастер будет смотреть и ждать, кто победит.
Я обернулся. Скрестив на груди руки за стеной «аквариума» стоял Мастер Седек.
Перехватив мой взгляд, он кивнул и вошёл в класс. В сером костюме, с золотыми украшениями на шее, в ушах и на пальцах, с седыми волосами, связанными в короткую косу он выглядел просто и дорого. Мастер словно выжимал нас к краям комнаты своим присутствием. В классе стало тесно и душно.
Следом за Седеком, как две разноразмерные тени, вошли фотограф и репортёр из «Магнита».
Мастер опирался на трость с золотым набалдашником, но скорее символически.
- Один из вас сегодня нас покинет. - Взгляд Седек скользнул по нам, и я зажмурился, прячась.
- Таковы правила. - Продолжил хозяин особняка. - Один - получает преимущества в дальнейшем обучении и новую программу. Один - должен будет выложиться на тысячу процентов, чтобы догнать лидера. С этим нет вопросов?
Мы молчали.
Ледяные пальцы Фред крепко сжали мою ладонь. Это я за неё схватился, или она за меня?
- Показывайте работы. - Велел Мастер, занимая место в центре зала.
Я отпустил руку Фред и шагнул вперёд, желая быть первым. Одновременно с Ксавье. Художник усмехнулся и показал пальцем вниз.
Мой рисунок залила синяя мокрая краска. Она расплавила всех Фредерика и капала на ковёр и на мою обувь. Краска цвета моря с картины Ксавье.
Не знаю как, но он испортил мою работу. Мою нежеланную работу. Но... в ней я. Не только Фред, но и я. Горло перехватило, я сейчас расплачусь от обиды и сожаления.
- Можно мне выйти? - Попросил я шёпотом. - Мне нужно выйти.
- После. - Отрезал Мастер. Сложил руки на набалдашнике трости: - Фредерика, ты первая. У тебя сорок секунд.
Сорок секунд для танца.
Фред взорвалась вихрем. Она стала пламенем. Фиолетовым - в цвет её одежды. Трещащим - в звук браслетов на ногах, которые я не заметил вначале. Стремительным, бешеным, несдержанным. Заключённым в квадрате метр на метр. Танцуя, она почти не перемещалась. У её тела словно не было ни костей, ни границ.
В конце она упала, как погашенная пальцами свеча. Затем медленно, принимая форму человека, а не огня, встала и распрямилась. Тяжело и быстро дыша, она развернула плечи и подняла подбородок.