Я сопротивлялся.
Я хотел предупредить идущих сюда криком, но Мастер зажал мой рот ладонью.
Он пытался поймать мой взгляд - я понял зачем, и отворачивался.
Но он заставил смотреть и серые спокойные глаза увлекли меня в отливающую жемчугом пустоту. Спираль вниз, и вниз.
Я сорвался с крюка его взгляда. Зажмурился, выгнулся дугой, пытаясь освободить плечи, освободить руки. Хоть что-то.
- Тебе уже не выжить. - Прошипел Мастер. - Перестань.
Я сопротивлялся не для того, чтобы выжить. Я сопротивлялся, чтобы измениться. Хотя это казалось невозможным.
Я - как рыбка на суше. С каждым мигом мертвее.
Зерно взбесилось в моём глазу. Оно росло, разрывая ткани, переделывая их под себя. Пробираясь в кость черепа, в кость челюсти. Заложило нос и заложило уши. Оно распирало глазницу, и я больше не мог зажмуриваться.
Когда я распахнул глаза, поверхность ножа блестела у моего лица. И оно не было ни спокойным, ни одухотворённым. Перекошенное и красное от усилий. Левый глаз - ртутная капля. Он стал зеркальным, отражая мир. Отражая лицо Мастера, поморщившегося, заметив сферическое зеркало у меня в глазнице.
Перспектива сместилась: я смотрю сверху.
Из зеркала на моем лице распускается белоснежный цветок. Нет, не из, а внутри отражения. Цветок раскрывает широкие нежные лепестки (боль-боль-боль, выжигающая мне голову) и плюёт горстью мелких семян в лицо Мастера. Вместо того чтобы отшатнуться с криком, тот вытирает щеку плечом.
Я просчитался. Я не заберу с собой Мастера, зерно ему не страшно.
Мир вернулся на место: я смотрел обычно, и всё это ещё не произошло. Левый глаз словно взрывался каждую секунду, по лицу струилась кровь.
Мастер сжимал меня, ломая сопротивление. Когда не вышло сломать мне ум - он пытался сломать тело. Они всегда так делают.
Я услышал тоненький хруст. Как когда отец взял мои пальцы в кулак и сжал. Я не хотел выпускать карандаш, и он сжимал мою руку вместе с карандашом. Дерево треснуло первым. После него - кости. Лёгкий, незаметный звук, если не слушаешь его всем телом.
Мастер тоже пытался сломать мне пальцы, которыми я сжимал перехваченную рукоять ножа. Не помню, как высвободил руку и как в неё вцепился.
Едва не вывернув в суставе, я поджал под себя ногу и двинул Мастера коленом в бок. Хватка ослабла, я сбросил его с себя - и рывком скатился с камня.
Седек настиг в следующий миг, вновь прижимая к земле - положение ещё хуже. Его лицо исказилось, он впился взглядом в мой правый глаз. Жадность, он - сама жадность. Вот что он.
Я высвободил влажную от крови руку и ударил старшего кулаком в кадык.
Слабо ударил. Кисть сама собой остановилась. Мастер, как и Фишер до него, рассмеялся. Глухо, понимая, что у меня за запрет. Я не могу поднять руку на того, кого должен уважать.
Я отполз - и прижался спиной к стене, на которой раскинулось нарисованное дерево с серпами.
Я толкнул приближающегося Мастера ногами. Промазал, и он ударил меня кулаком в грудь так сильно, что я задохнулся и отключился на мгновенье.
Надо мной вновь был нож.
В последний момент я отвернул голову - лезвие скользнуло по скуле. Я схватился за рукоять, продолжая движение Мастера, и вбил нож в мягкую коралловую стену - чуть дальше своего уха.
Мастер рванул его назад и в сторону - с тонким треньканьем лезвие сломалось, оставив кончик в коралле. Но выдернулся.
Я попытался отобрать его, но пальцы ослабели, а голову пронзила боль. Я закричал.
Зерно прорастало. Впивалось в меня, в шею, в мозг, в кости. В каждую клетку. Кожа натягивалась под его толчками, а мышцы рвались. Прокладывая себе путь, тоненькие корни закупоривали капилляры.
Оно что-то задело в моём мозге, и тело вывернула судорога. Я кричал от боли и не мог остановиться.
Мастер поднял меня, как трясущегося сломанного Пьеро, и перенёс на камень. Мои конечности дёргались вразнобой - я не мог его оттолкнуть.
Отключиться. Мне нужно отключиться. Потерять сознание. Сбежать от боли, и Мастер меня не съест.
Но сознание было здесь, пронзительно ясное и живое. Я так яростно сражался за него, что не мог теперь отпустить. Хватательный рефлекс разума.
Зерно-икринка поедало мой мозг.
Мастер удерживает мою голову левой рукой, а правой, через веко, вырезает здоровый глаз. Я смотрю сверху. Мой левый глаз, невидящий и зеркальный, таращится в небо, а правый Мастер вынимает, поддев, ножом со сломанным остриём. Перерезает алое, что тянется за белым шаром. ...Глазное яблоко больше, чем я думал... Запихивает в рот, как будто голодал десять лет. Глотает не прожёвывая. Округлый ком проходит под мышцами его шеи.
Сидя на моем агонизирующем теле, Мастер усмехается.
Это ещё не реальность. Это только будет.
Я видел себя сверху, а ещё я видел сверху маленький острый осколок кварца, лежащий у моей левой руки.
Отстраненность пропала. Я в себе и в «сейчас». Мастер держал меня, а камень держал мою голову. Я сдвинул пальцы - и нащупал осколок.
Я ударил им Мастера в горло. Не туда. Не сильно.
Меня огнём охватил ужас. Не от того, что я умру. От того, что я не могу поднять руку на старшего, даже чтобы спасти себя. Это как стена. И она - не граница лабиринта, которую можно обойти. Эту стену нужно пробить - но я не могу.
От удара Мастер небрежно отмахнулся. Он уже не усмехался.
Лезвие со сломанным кончиком замерло у моего глаза, цепляя ресницы. Я зажмурился. Мышцы спины и шеи, и рук, горели. Болело в груди. Я не мог больше сопротивляться. Мастер - как эта стена. Всё - бесполезно. И очень страшно. Отец выиграл.
Мастер пытался разжать мои веки пальцами, отпустив одну мою руку. С его манжеты мне на лицо сыпался песок. Освободившейся рукой я схватил осколок - он сам лёг в ладонь и ударил вслепую.
Давление ослабло. Я рванул вверх, как тонущий. Почувствовал, что Мастер оказался подо мной, что я сшиб его - неожиданностью, а не силой, и бил его камнем - бил, бил, бил не переставая.
И когда открыл глаза оказалось, что не попал ни по голове, ни по шее, ни по костям ключиц. Только по предплечьям. Он прикрывался руками, выронив нож Фишера.
Я ударил ещё раз - на этот раз целясь в висок. В широкую сильную вену, проступившую под кожей.
Этот камень... он все время маячил на границе внимания, вызывая ассоциации с орудиями пещерных людей. Поэтому я рисовал буйволов и мамонтов. Острый край вошёл в голову мужчины до странного легко, и когда вышел - был весь в крови.
Мастер смотрел широко открытыми, удивлёнными глазами.
Очнулся. Попытался сбросить меня, замершего от ужаса содеянного. Зарычал, обнажая широкие зубы.
Но я был соткан из реальности, и я стал тяжёлым, как она. Это я, а не он, сейчас настоящий. Ему не сдвинуть меня с места.
Настоящность делала меня тяжёлым и медлительным. Я больше не был привязан к «шелухе», к ложности... но боялся их утратить.
Я поднял нож Фишера, собираясь перерезать Мастеру горло. Медленно. Не могу быстрее. Воздух - словно вязкое и липкое сгущённое молоко. Во взгляде Мастера - ужас. Он понял будущее, но не успевал понять, где просчитался. Я тоже не понимал. Это неважно. Если я буду думать о неважном, то утрачу настоящее.
Я поднёс нож к его шее... и остановился. Мне почудился блеск в глубине зрачка Мастера. Ужас переродился в его взгляде в торжество. Он знал, что я не могу, что мне запрещают убийство дэ, воспитание, вся моя сущность.
Голова вот-вот разлетится на тысячи осколков кости и праздничного яркого желе мозга.
Почему этого ещё не произошло? Почему зерно ещё не убило меня?
Потому что я в лабиринте Мастера. Потому что Мастер не отшатнулся, увидев что прорастает во мне.
Потому что на дне его зрачка крохотным зеркалом сверкает сердцевина цветка.
Он заражён. Поэтому зерно во мне замедлило развитие. Они не живут рядом, они не живут в одном теле.