И он, конечно же прав, в нашей работе случайностей быть не должно. Любую мелочь надлежит проверить, а этот символ… не знаю, как его называть, но не думаю, что кто-то в здравом уме и твердой памяти будет свою стену подобными письменами украшать.
— Хорошо, — хлопаю по плечу растерявшегося Вадима, зря нагрубил, он все правильно сделал, — но сам понимаешь — кто проявил инициативу, тот и дальнейшее выясняет, — прозвучало не очень, да и Дашин смех был явно лишним, но Соколов не смутился, он такие дела любит, все, от чего тянет мистикой — медом не корми, дай в таких расследованиях поучаствовать. — Сфотографировал? — уточняю я.
Вадим хлопает себя по наружному карману, где оттопыривает куртку здоровый телефон — дорогая модель и камера подходящая, про фотографии я мог бы не уточнять. Подхожу к окну и облокачиваюсь на подоконник, сгибаю колени, упираясь пятками в собственный зад, пытаюсь представить себя на месте профессора, как он минувшей ночью вывалился из окна. Получается не очень, вернее — не получается вовсе, правая ладонь соскальзывает с подоконника, и я в последний момент успеваю выпрямить ноги, чтобы не приземлиться задницей на пол. На видеозаписи у погибшего все выглядело гораздо проще и изящней, а ведь Бороздкин много старше и тяжелее меня.
Что-то тут не сходится, — прикидываю мысленно и тут же замечаю внизу грузную фигуру, пересекающую двор. Понятия не имею, сколько глаз у хитрозадого журналиста, но толстый шнобель Хорька моментально взмывает вверх, встречаюсь взглядом с представителем прессы. Два бесстыжих, прищуренных глаза смотрят на меня снизу-вверх, в дорогих линзах модных очков отражаются блики полуденного солнца. Мои руки машинально шарят по подоконнику — чем бы кинуть, как в нашкодившего кота.
— Дарья Алексеевна, обращаюсь я, вместо этого, — ты эту запись у охранника взяла? — Даша кивает, и я продолжаю, с целью кое-что прояснить, уж больно взгляд у журналиста довольный, — там, где ты взяла, больше этого нет?
Дарья замялась, но все же ответила, — больше нет, я стерла с жесткого диска, единственная копия находится у меня…
— Тут такое дело, понимаешь, Серега, — на помощь Соколовой пришел Вадим, — когда мы пришли в будку к охраннику… в общем, у него уже был заготовлен видеофайл, даже скопирован в отдельную папку, а ведь из полиции к нему никто не заходил…
— Да твою ж дивизию! — не удерживаюсь от возгласа, понимая, что Хорек нас опередил.
— Думаю, это был Семен Давидович, — голос Дарьи звучит хрипло и печально.
Смотрю на Дашу в недоумении, ей снова на помощь приходит Вадим, — охранник не признался, но есть мнение, что это был Штольц.
— Хорек Давидович, — хлопаю ладонью по лбу, — ну конечно, то-то у него с утра вид такой довольный.
В тесном помещении кабинета профессора философии, теперь уже бывшего кабинета, звучит неуместный, хриплый смех, — от безысходности, — понимаю я, глядя, как и мои коллеги не смогли сдержать эмоций.
— Итак, — обвожу взглядом Романову и Соколова, — на текущий момент у меня обозначились следующие вопросы. Первое — это кто звонил по телефону профессору, к тому же в несколько-поздний час.
— Входящий вызов происходил по Ватсапу, абонент появился в списке под именем Макс. Данный контакт в телефонной книге Бороздкина не найден, возможно, он ранее никогда не звонил, — Дарья не дала мне возможности закончить, видимо, на этот счет она уже выяснила все, что смогла.
— Глушняк, — комментирует Вадим с грустным видом.
— Глушняк, — соглашаюсь с ним, — глушняк, да не совсем! Дарья Алексеевна, запусти еще раз свое видео, — с этими словами пододвигаю свой стул ближе к ней. На мониторе снова оживает видео с того места, как к дому профессора подъехал автомобиль, — перемотай вперед, — командую Дарье и с напряжением всматриваюсь в небольшой экран. Хлопнула входная дверь, автомобиль уехал и на втором этаже коттеджа зажегся свет. На этот раз действия происходят гораздо быстрее, уже через две минуты свет на кухне погас и тут же зажегся в рабочем кабинете профессора, лысина Бороздкина блеснула возле окна, — стоп, — говорю, обращаясь к Романовой, — с этого места можно не спешить.
Семен Михайлович забирает кружку с освещенного подоконника и идет в дальний угол, по всей видимости, усаживается с чаем за письменный стол. Какое-то время на экране ноутбука ничего не происходит, но вот голова профессора начинает вставать, за ней показывается шея и плечи и вот уже фигура Бороздкина стоит на экране в полный рост. Его глаза удивленно-рассерженные, казалось бы — мелочь, но я ни разу в людях подобного не замечал, губы профессора беззвучно шевелятся, и я интуитивно слышу его вопрос, — кто это? — повторяю мысленно, а в следующим миг мужчина с размаху бьет кулаком по стене.