Марта встала и, уходя, погрозила Розе пальцем и сказала:
— Ну что ж, Роза, значит, Рейнхольд будет вашим избранникам? Этого я не ожидала, об этом не догадывалась!
— Прошу вас, — ответила Роза, провожая ее до дверей, — прошу вас, милая Марта, ничего не ожидайте, ни о чем не догадывайтесь, а пусть все это решает будущее! Что бы оно ни принесло с собой, это будет веленье божье, которому всякий должен кротко и смиренно повиноваться.
Между тем в мастерской мастера Мартина наступило большое оживление. Чтобы успеть исполнить все заказы, он взял к себе еще несколько работников и учеников, и теперь раздавался такой стук и гром, что далеко было слышно. Рейнхольд размерил большую бочку, которую делали для епископа Бамбергского, и так удачно вместе с Фридрихом и Конрадом сколотил ее, что у мастера Мартина сердце радовалось, и он несколько раз воскликнул:
— Вот это работа, вот это будет бочечка, какой у меня еще не было, если не считать моей двухфудерной!
Теперь все три подмастерья стояли и набивали обручи на прилаженные доски, так что стук колотушек наполнял всю мастерскую. Старик Валентин усердно стругал долотом доски, Марта, с двумя мальчиками на коленях, сидела позади Конрада, а остальные мальчишки с шумом и криком резвились, играя обручами и гоняясь друг за другом. Веселая была суматоха, так что никто не заметил старого господина Иоганна Гольцшуэра, вошедшего в мастерскую. Мастер Мартин пошел к нему навстречу и учтиво спросил, что ему угодно.
— Да вот, — ответил Гольцшуэр, — захотелось мне повидать моего милого Фридриха, который так примерно там работает. А потом, дорогой мастер Мартин, нужна для моего погреба хорошая бочка, которую я и хотел вам заказать. Да смотрите-ка, вон там делают как раз такую бочку, какая мне нужна. Ведь вы можете уступить мне ее? Скажите только цену.
Рейнхольд, который, устав от работы, отдыхал несколько минут, а теперь опять собирался подняться на помост, услышал слова Гольцшуэра и, повернув к нему голову, сказал:
— Ну, дорогой господин Гольцшуэр, о нашей бочечке вы лучше и не думайте, ее мы делаем для высокопочтенного господина епископа Бамбергского!
Мастер Мартин, заложив руки за спину, выставив левую ногу вперед, откинув голову, поглядел, прищурившись, на бочку и гордым тоном сказал:
— Дорогой мой господин Гольцшуэр, уже по этому превосходному дереву, по тщательности отделки вы могли бы заметить, что такая образцовая вещь годится лишь для княжеского погреба. Верно сказал подмастерье Рейнхольд — об этой вещи вы лучше и не думайте; вот когда соберут виноград, я вам сделаю хорошую простенькую бочечку, подстать вашему погребу.
Старик Гольцшуэр, которого рассердила гордость мастера Мартина, возразил, что червонцы его стоят ровно столько же, сколько и епископские, и что он за свои деньги, которые платит чистоганом, и в другом месте надеется достать хорошую вещь. Мастер Мартин, охваченный гневом, с трудом сдерживался, не смея оскорбить старого, почитаемого и магистратом и всеми горожанами господина Гольцшуэра. Но в эту минуту Конрад стал сильнее ударять колотушкой, так что все задрожало и затрещало. Тут мастер Мартин дал прорваться своему гневу и громко закричал:
— Конрад, болван, что это ты колотишь, словно ничего не видишь? Бочку хочешь мне разбить?
— Ого! — воскликнул Конрад, оглянувшись на хозяина и окинув его дерзким взором. — Ого! А почему бы нет, горе ты мастер!
И с этими словами он с такой страшной силой ударил по бочке, что самый крепкий обруч задребезжал, лопнул и сшиб Рейнхольда с узкого помоста, а по глухому звону слышно было, что треснула и еще одна доска. Вне себя от гнева и ярости, мастер Мартин подбежал, вырвал у Валентина доску, которую он стругал, и, громко закричав: «Пес проклятый!» — сильно ударил Конрада по спине. Конрад, почувствовав удар, быстро обернулся и несколько мгновений стоял неподвижно, как будто ничего не соображая, но потом глаза его засверкали дикой яростью, он заскрежетал зубами, проревел: «Драться?!» — затем одним прыжком соскочил с помоста, быстро схватил лежавшее на полу долото и нанес хозяину здоровый удар, который, наверно, раскроил бы ему голову, если бы Фридрих не оттащил Мартина в сторону, так что долото задело только руку, но из нее тотчас же хлынула кровь.