Я же в какой-то момент понял, что тот уровень навыков, который был в неё вписан, начал довольно быстро устаревать, и уже через пару лет совсем не отражал моих реальных способностей. Так что я перестал ею пользоваться.
Ну… ещё сыграло свою роль то, что я наконец-то протрезвел.
Нужно ли говорить, что от двери туалета, за которой я подслушал разговор Гресса с сыном, я уходил с плохо скрываемой ухмылкой?
Следующие несколько боёв за право стать свидетелем на свадьбе Антона пронеслись довольно быстро. Я похлёбывал шампанское, со стороны глядя на то, как знатные сынки раз за разом робко пытаются ударить друг друга, неумело поставить блок или уклониться (а скорее убежать) от противника.
Где-то к третьему бою публика начала заметно скучать, и на ход боёв смотрели только родители и попечители тех, кто в них участвовал. Остальные же гости занимались тем, кто на что был горазд. Скучно, похоже, было и Антону.
— А ты прав, — произнёс он, встав рядом со мной. — Насчёт войны, я имею ввиду.
— Конечно, прав.
— Нет, — он поднял перед собой бокал шампанского и уставился на пузырьки, — я серьёзно. Не в том смысле, что над нами висит угроза и это, вроде как, очень плохо и мы все должны недовольно качать головой…
— Если из всего мною сказанного ты вынес это, то… — я пожал плечами.
Антон коротко глянул на меня и снова уставился на свой бокал.
— Да нет. Я как раз понял, о чём ты. Нам действительно не хватает конкретных действий. Никто не воспринимает угрозу всерьёз.
— Но… дай угадаю, — я закатил глаза и отпил из бокала, — ты-то не такой.
— Угадал, — хмыкнул парень. — Я совсем не такой. Знаешь, Стерлинг… мне кажется, ты человек дела, и я это уважаю. И считаю, что мы в этом похожи.
— И что же ты собираешься предпринять?
Антон посмотрел мне в глаза.
— Всё, что будет необходимо.
Честно говоря, сначала мне показалось, что этим разговором он прощупывает почву для ещё какого-то предложения. Однако, глядя на то, с каким отвращением Антон смотрел на собравшихся в зале гостей, с какой скукой наблюдал за процессом отбора — и, наоборот, с каким азартом в глазах говорил о войне, я понял, что дело здесь вовсе не во мне.
Кажется, парень решал что-то для себя.
— Твой бой следующий, — сухо заметил Антон после затянувшейся паузы — и поспешил удалиться.
Я же окинул взглядом зал в поисках Елены. Впрочем, тщетно. После разговора с сыном Гресса её словно и след простыл, сколько бы я её ни выглядывал.
Что же, наверное, готовит страшную месть, как обещала, или что-то в таком духе. Особо вопросом её местоположения я себе голову себе не забивал, потому как прекрасно знал её породу. Темпераментных девушек вроде Елены не зря называют огненными — интересно наблюдать за тем, как её пламя играет в костре социума, однако подойди слишком близко — и, будь уверен, обожжёшься.
Здесь можно было бы удивиться тому, что она стала именно преподавательницей, а не кем-то более волнующим, однако в этом и есть прелесть таких, как она. Некоторые вещи в подобных женщинах просто невозможно объяснить, бегай ты хоть десять тысяч лет от смерти на этом свете.
— Стерлинг Мифф! — внезапно прозвучал голос Антона из центра зала, — Клавдий Гресс! Готовьтесь к поединку!
Я хмыкнул. Знавал я одного Клавдия. А его жену Мессалину знавал даже лучше. Но это совсем другая история.
Выйдя в центр зала, я глянул на Клавдия, который, заслышав своё имя, подорвался с места, едва не перевернув тарелку с салатом, что активно наминал до этого. Кажется, бедолага, даже имея мнимое преимущество, сильно переживал и заедал стресс перед боем.
Люк торжественно вручил сыну меч, сделав вид, что только достал его из помпезных чёрных ножен, и, прошептав что-то на ухо, отправил ко мне. Парень нацепил на себя уверенную гримасу и встал напротив. Прямо как Тобиас несколькими поединками ранее.
— Господа! — внезапно обратился к гостям Клавдий. — Этот бой я хочу посвятить безродным простолюдинам!
Гости в зале начали активно перешёптываться, глядя на парня, что вальяжно расхаживал вперёд-назад, толкая речь.
— Все вы были свидетелями выходки кандидата Антона! — он демонстративно рассмеялся. — Я так и не понял, что он хотел этим показать и какие у смерда могут быть претензии к аристократии…
Клавдий выдержал театральную паузу.
— Однако, могу вас заверить, что его простолюдинская баба оказалась куда смышлёнее! — он самодовольно улыбнулся. — Сначала она побрыкалась, однако потом сама пришла ко мне, да ещё и угостила меня довольно неплохим салатом. Пока этот лох пропадал невесть где, мы с ней мило беседовали, наблюдая за схватками.
Я быстро окинул взглядом зал. Около одной из колон в центре помещения стояла Елена и следила за происходящим с каменным лицом. В какой-то момент мы встретились взглядом, однако она не дёрнулась даже после этого.
Клавдий, тем временем, продолжал:
— Поэтому, как я уже и говорил, этот бой я посвящаю простолюдинам! Я знаю, что сейчас так говорить уже не принято… однако думать-то об этом нам никто не запретит. Поднимите же бокалы за то, чтобы простолюдины были кроткими, как девушка этого Стерлинга, или битыми… как он сам через несколько минут!
Овации вышли весьма сдержанными. Видимо, вопрос консервативности и классовой пропасти среди аристократов стоял так же остро, как и в любом другом обществе. Кто-то, вроде Люка Гресса, яростно хлопал в ладоши, соглашаясь с Клавдием, и вздевал бокалы; другие же, вроде Роберта, лишь презрительно кривились и отводили взгляд от моего оппонента.
Меня же, его речь… честно говоря, просто забавляла. Когда ты на протяжении веков смотришь за тем, как аристократы становятся нищими похуже простолюдинов, и как простолюдины внезапно превращаются в аристократов, только для того, чтобы всё опять повторились через каких-нибудь сто лет, то вся эта лабуда перестаёт задевать.
Я бывал на обоих ролях. Обе мне были безразличны.
Куда сильнее меня волновало кое-что другое. Если я уже пробовал с аристократами силу, а затем унижение, и это не сработало… Что же — возможно, нужно встряхнуть их немного сильнее.
Кажется, Клавдий идеальный кандидат, чтобы узнать, будет ли работать такое средство превознесения над остальными, как банальная жестокость.
Он продолжал что-то говорить.
Я выбил ему зубы.
Всё произошло за мгновение.
Один быстрый скачок; Клавдий даже не успевает поднять меч, и рукоятка моего клинка вмазывает ему прямо по челюсти.
Три зуба упали на пол со звуком брошенных на игральный стол костей. Я отскочил.
Парень схватился за челюсть, и гневно взвыв, направил на меня меч.
Начинается самое интересное.
Руна в мече ярко засияла, и клинок Гресса направился в мою сторону, целя куда-то в бок.
Я хмыкнул. Да, я раньше любил начинать с этого удара.
Блок.
Сила давления меча с руной несколько сильнее, чем то, что мог бы мне показать Клавдий без неё, поэтому не могу сказать, что сдерживать напор было совсем просто. Однако и особых сложностей это не вызывало; всё же я, по сути, дрался с более слабой версией самого себя.
Если я правильно всё помню, то…
Контринтуитивно, но я перекатился вперёд. Меч за моей спиной рассёк воздух.
А затем Клавдий заорал как резаный.
Хотя… почему как?
Даже не оборачиваясь, я рубанул клинком назад; на белой рубашке Клавдия расцвело красное пятно.
Он механически развернулся, и руна снова потащила парня в бой; на этот раз меч пытался пробить меня колющими, отчего я просто отскакивал.
Удар. Удар.
Тщетно.
Перехватив лезвие меча Клавдия после очередного удара, я отвёл его чуть в сторону — и снова рубанул по спине.
На глаза парня навернулись слёзы. Зарычав, он продолжил свою атаку, от которой мне было довольно легко увернуться.
По сути, вся схватка заключалась в том, что я просто вспоминал, что бы сделал в той или иной ситуации, и делал ровно наоборот.