Что до остальных одолжений… всегда приятно их иметь в рукаве.
Не буду врать — этот вечер вымотал меня настолько, что я даже не думал разбираться с фолиантом, а хотел лишь спать. Уже через час после спасения Гресса я открывал нашу с Петей дверь в общежитии.
— … нет, — Филя, сидевший вместе с Петей на кровати, хрустел кукурузными палочками. — Ты теперь крутой чувак, шаришь. Забавляться только с одной девкой — это для нытиков и каблуков, эт точно.
Кажется, пока меня не было дома, Филя каким-то образом успел сесть на уши и моему соседу.
— Думаешь? — произнёс Петя, глядя в пол.
— А то, — хихикнул Филя. — Кто тебе скажет правду, если не старый добрый Филимон, а?
Он закинул ещё одну палочку себе в рот и громко хрустнул.
Я же прошел мимо них, даже не пытаясь лезть в разговор, и упал на кровать.
Дом, милый дом.
Глава 18
— Знаешь… раз уж я часть всей этой истории, то мог бы как-то поделиться, что ли, как обстоят дела с книженцией-то.
Петя стоял перед моей кроватью с чашкой кофе в руке. Я глянул на него, сощурив глаза.
Утренний свет не без труда пробивался через грязные окна нашей комнаты, падая аккурат на разложенный передо мною фолиант, за окном пели птички, а в коридорах общежития уже началась привычная этому времени суматоха.
День обещал быть хорошим.
— Ого, — я покосился на парня, прикрыв глаза от солнца ладонью, — а ты нашел своё свидетельство о рождении, или что?
— О чём ты? — Петя отсёрбнул кофе из чашки и сделал сложное лицо.
— Ну, — я пожал плечами, — раз ты наконец-то решил снова начать со мной говорить, то я подумал, что, может, ты нашел свидетельство и убедился, что там ничего не сказано о том, что ты был рождён обидчивой сучкой.
Парень хмыкнул и несколько виновато почесал затылок.
— Да ладно тебе, Стерлинг. Ну та хрень с Чжунли и правда была ни в какие ворота, да и вообще… — он глянул себе под ноги.
— Да и вообще что?
Пётр вздохнул.
— Да и вообще это всё влияние Леры, — он махнул рукой. — Но это уже не проблема.
Я хмыкнул.
— Что, мелодраму закрыли после первого сезона?
Петя снова вздохнул, на этот раз как-то по-особенному грустно, и сел рядом со мной на кровать.
— Типа того, — парень осушил чашку одним глотком и утер рот. — Это как с «Мистером Чили».
— При чём тут лимонад? — я глянул на красную жестяную баночку «Мистера Чили», что стояла на рабочем столе Пети.
Сосед аккуратно поставил пустую чашку на пол и посмотрел на меня.
— Ну, типа… я же в Академии на бюджете не потому, что за мной бегает папа-олигарх, а я слишком принципиальный, чтобы брать его деньги, шаришь. Я, честно говоря, даже наоборот, всё жду, когда этот папа-олигарх наконец-то появится, спустя девятнадцать лет разграбления природных богатств страны или чем он там, бл*ть, занимался всё то время, пока мама меня растила в одиночку.
Петя на мгновение замолчал, что-то вспоминая.
— Вот ты когда понял, что хочешь реально куда-то выбраться и до чего-то дотянуться, Стерлинг?
Я улыбнулся и покачал головой. Что бы я ни сказал, он всё равно не поймет. Бессмертие, борьба с погибелью, заточение и всё остальное… слишком всё запутано, чтобы свести к одному предложению.
По крайней мере, так я подумал в первый момент.
Однако… есть такая штука с переломными моментами в жизни — они навсегда остаются с тобой. Нет, я говорю не про конкретные воспоминания. Не про последовательность событий, которые произошли, и ты рационально пришёл к выводу, что нужно менять свою жизнь и направление, в котором она несется.
Жернова времени перетирают память про любой, даже самый ужасный случай, в безвкусную пыльцу, из которой сознание в итоге слепит что-то похожее на произошедшее, но всё-таки не тоже самое.
Единственное, что будет хранить память о случившемся в первозданном, не испорченном виде — это чувство, которое ты испытывал в переломный момент. Оно может быть разным, конечно, в зависимости от ситуации, однако нет ни единого способа его вытравить. Уж я-то пытался.
Пройдёт много лет, и в какой-то момент, рано или поздно, оно вернётся, позволяя вспомнить всё произошедшее давным-давно так, словно не прошло и двух минут.
— Когда я остался один, — сухо произнёс я. — Давно.
— Я тоже давно. — продолжил Петя. — Лет в семь, наверное. Знаешь, мне кажется, матери-одиночки составляют приличную долю населения всяких мелких городков с нулём перспектив, — он горько ухмыльнулся. — Вот и моя не стала исключением. И особенность этих провинциальных дыр в том, что, помимо перспектив, в них ещё нихрена нет тех классных продуктов, которые тебе рекламируют в перерывах между мультиками.
Парень мечтательно улыбнулся.
— Боже, как я хотел попробовать «Мистер Чили». Он тогда только появился в одном из южных герцогств, и его вставляли во все шоу, всю рекламу, которую я только смотрел по ящику. А мы же с мамой… скажем так, жили равноудалённо от всех городов, где население достаточно большое, чтобы фраза «неважно, что о тебе думают другие» была правдой. Следовательно, и «Мистера Чили» нам никто в город не завозил. Когда мама объяснила, что достать этот лимонад нам попросту неоткуда, моё семилетнее сердце было разбито вдребезги. Я часами представлял, как выбираюсь из своей дыры, открываю эту красную баночку, как она приятно шипит, как я чувствую его «сладкий до остроты» вкус… — последнюю фразу он произнёс дикторским тоном, видимо, пародируя рекламу. — Черт, да, кажется я даже на день рождения пару раз его себе загадывал…
Петя откинулся назад на кровати и прислонился к стене. Я глянул на него, приподняв бровь.
— Но Лера здесь каким боком? — хотя, кажется, я догадывался, к чему он ведёт.
Он покосился на меня краем глаза.
— Да вот таким, что… когда я первый раз попал в большой город, уже лет в шестнадцать, то первым делом пошел искать «Мистер Чили». Детские хотелки очень живучие, нужно отдать им должное. Я купил себе банку, сел в парке на лавку, предвкушая райское наслаждение, о котором так долго грезил, открыл напиток, наконец-то его попробовал, и…
— Он оказался ничего, — уверенно произнёс я.
Петя кивнул.
— Он оказался ничего, — парень посмотрел вперёд пустым взглядом. — Просто ничего.
— Но ты же продолжаешь его пить, — я указал пальцем на банку на столе. — Раз мы тут… про лимонады.
Сосед пожал плечами.
— Да, но Лера… я не уверен, что это именно то, что мне нужно. Не уверен, что хочу продолжать её пить, шаришь? Да и Филя вчера мне весь вечер выносил мозги тем, что раз уж мы теперь с тобой успешные бизнесмены, то имеет смысл пообщаться с разными девушками, поискать вариант получше, попробовать побольше…
Я рассмеялся.
— Во-первых… «Филя сказал», серьёзно? Во-вторых… — я собрался с мыслями, — даже если он и прав, с этим нужно быть аккуратнее.
— Почему? — Петя удивленно посмотрел на меня из-под очков.
— Будешь долго перебирать напитки, — я похлопал его по плечу, — сдохнешь нах*й от жажды, дружище.
Он просто кивнул, и ещё какое-то время мы просидели молча, каждый думая о своём. В какой-то момент Петя внезапно вспомнил, зачем вообще подходил ко мне изначально, и указал пальцем на фолиант.
— Так а что с книжкой-то?
Я подхватил фолиант в обе руки и уставился на страницу с печатями. На этот раз всё было интереснее, чем в прошлые.
— Муки выбора, Петя, — я провел пальцем по рисункам. — Муки выбора.
Дело в том, что на этот раз снятая печать оказалась двойной. Если долго не вдаваться в переплетения магической энергии и особенностей техники запечатывания силы, это означало то, что на этот раз у меня был выбор — усилить ею уже имеющиеся способности, либо же получить новую. Именно поэтому я битый час (до того, как ко мне подошёл Петя) сидел с фолиантом на кровати и пытался восстановить в памяти логику нанесения печатей в фолиант — пытался угадать, каким будет следующий открытый навык, если я всё же решусь не усилять Шезму или своё магическое сопротивление.