– Смотри, ученица, окосеешь, – улыбнулась мастер Мару, поправляя куртку.
– А вы знаете, что вы состоите из чистотела и одуванчиков? – спросила Эльга, чуть повернув голову и округляя глаз.
– А ты из репейника, – сказала мастер.
– Неправда, я – рябиновая!
– Слово «галкава» в старину означало «птичье дерево», так что, может, и рябиновая. Но на самом деле, чтобы увидеть суть человека, одного взгляда искоса мало.
Унисса села с Эльгой рядышком.
– То есть вы не из одуванчиков?
– Из них, из них, – кивнула мастер Мару. – Но это все равно, что судить о сути, о душе человека по одежде. Сможешь ты сказать по ночной рубашке или грязным сапогам о том, на что надеется и о чем мечтает человек?
Эльга опустила подбородок на стол.
– И как же тогда? – грустно спросила она.
– А вот будешь набивать букеты, поймешь, – сказала Унисса. – И каждый плохой букет будет приближать тебя к некой границе, за которой тебе и откроется суть вещей.
– А людей?
– И людей тоже. Неудачи и терпение, помнишь? Так, – мастер Мару напустила на себя грозный вид, – и чего мы сидим? Ну-ка, марш собираться!
– Да, мастер Мару.
– Рука не болит?
– Чуть-чуть.
Эльге хватило двух минут, чтобы подняться наверх, заправить свою кровать, повязать платок и подхватить сак. Листья внутри, кажется, о хозяйке шептали уже одобрительно. Некоторые даже пытались льстить. Ах, ах, какая способная девочка нам попалась, друзья! Попомните, мы с ней еще прогремим в букетах!
Смешно. Сладко.
– Готова? – спросила ее Унисса, встав на пороге.
– Да, мастер Мару.
Они вышли из гостиницы и вновь принялись подниматься по тропке к вершине холма. На небе не было ни облачка. Склон розовел под солнцем.
– Вот что, – сказала мастер, оглянувшись на ученицу, – с сегодняшнего вечера начнешь складывать букеты. Я договорилась со столяром, он наделает тебе реек, холстины я уже купила.
– А что мне набирать? – спросила Эльга.
– Все, что хочешь. Но за людей пока не берись. Стулья, вид из окна, лес, дорога, какие-нибудь безделушки. Ты уже видишь «лиственную» оболочку, поэтому старайся, чтобы листья и в букете были теми же. Чего нет, можешь отобрать из мешков. Но главное: командуй листьями, тогда они сами будут ложиться на холст узором, и тебе останется лишь чуть-чуть их поправить.
Эльга подумала.
– Для этого мне нужно четко представлять то, что я хочу сложить.
– Видишь, – улыбнулась Унисса, – и глупый вопрос отпал сам собой.
Они миновали смотровую площадку и остановились у Дивьего Камня. Мастер Мару, склонившись, долго пила холодную воду. В беседке их уже ждал завтрак: лепешки, яблоки, две миски ячменной каши и горячий чайник. Эконом, присев на корточки, изучал бирки.
– Дома на склонах засыпало листьями, – сказал он, поднимаясь. – Я смотрю, вы перебираете мешки.
– Разумеется.
Унисса села. Эльга последовала ее примеру. Господин эконом остановился напротив панно.
– Даже не могу представить себе, что вы задумали, – проговорил он, рассматривая верхние плитки, уже натертые воском.
– Что-то случилось, господин Канлик? – спросила мастер листьев, повозив ложкой в своей миске.
– Господин энгавр впал в беспамятство. Очнувшись, все время зовет мать, которая уже лет семь как умерла.
Эльга украдкой посмотрела на него «лиственным» взглядом. Господин эконом состоял из дуба и орешника, разбавленных смородиновыми листами.
– Но беспокоит вас не это, – сказала Унисса.
– Не это, – кивнул эконом. – Вы не слышали? Дидеканг Руе призывает в столицу мастеров боя. Говорят о войне с Тангарией.
– Это на западе?
– Да. От нас далеко, но письма с особыми посыльными мы уже получили. Это, знаете, настораживает. Кранцвейлеру, похоже, нужны все боевые мастера.
– И даже ученики? – спросила Эльга, вспомнив Рыцека.
– Все.
– Худо, – сказала мастер Мару, – и десяти мирных лет не прошло.
– В том-то и дело, – вздохнул Канлик. – Вроде бы разбили мастеров Тангарии наголову, а их словно больше стало. Но хуже, что, по слухам, ведет их мастер, пришедший из Серых Земель.
Унисса вздрогнула.
– Враки.
– Слухи. Я буду рад, если они останутся слухами.
Эконом ушел, а мастер Мару еще долго смотрела в пустоту между двумя беседочными столбами, совсем позабыв о каше.
– Учитель Крисп как-то рассказывал мне о Серых Землях, – поделилась она с уплетающей завтрак Эльгой, – он говорил, что друг его был там…
Унисса замолчала, и девочка, облизав губы, осторожно спросила:
– И что?
– По его словам, Серые Земли – одно большое пепелище. Ни одного деревца, ни одного листа, сажа в воздухе. Кости, развалины. И черные тропы. Говорят, мастер Огня, почти грандаль, сошел там с ума.