– Эльга. Эльга!
С нее сдернули одеяло, встряхнули и поставили на ноги.
– Я не хочу, – скривила губы Эльга.
Но твердая рука не дала ей упасть обратно в постель.
– Эльга! У нас не времени.
– Я сплю.
– Тогда просыпайся, – сказала Унисса. Она сунула платье в пальцы ученицы. – Одевайся.
– Я вам что, лист в мешке?
– Именно. И лист живой, а не мертвый!
– А можно завтра?
– Нет.
– Ненавижу листья!
– Что?
Шлепок ладонью по щеке вышел хлесткий, неожиданный. Слезы так и брызнули у Эльги из глаз.
– Мастер Мару! – вскрикнула она.
Щека запульсировала жаркой болью. Но еще больше было обидно. Что она сказала-то? Подумаешь!
– Одевайся! – ледяным тоном произнесла мастер.
Эльга стояла не двигаясь. Мутная слеза, скользнув с подбородка, расплылась кляксой на половой доске.
– Я жду тебя, – отрывисто сказала Унисса и вышла из комнаты, оставив дверь открытой.
Эльга еще поплакала, но руки знали свое дело – ослабили ворот, вскинули платье и просунулись в рукава.
– Ненавижу! – повторила Эльга.
Озадаченно прошелестел сак.
– Да! – выкрикнула Эльга. – И тебя тоже! Всем вам чего-то надо от меня! А я… я же не грандаль, я еще никто!
Она затянула концы платка на голове так, что голова чуть не лопнула.
С подоконника с холодным презрением на нее посмотрел неудавшийся букет с Дивьим Камнем. Кромки нескольких листьев уже отстали и завернулись, превращая работу Эльги в унылую и мрачную картину.
– Сам дурак! – сказала ему Эльга.
Букет ответил высокомерным «кх-м». Ему, с высоты его уродства, простое «дурак» виделось чуть ли не похвалой. Всего лишь дурак!
Эльга вышла, потом вернулась и положила букет Камнем вниз. В наказание.
Униссы не было ни внизу, в зале, ни во дворе, и девочка, скрепя сердце, побрела к дворцу энгавра, а потом по тропке на вершину холма в одиночку.
Щека уже не горела, но злой огонь еще копошился внутри, как неугомонные листья в саке.
Вода из трещины Дивьего Камня не текла.
– Ну наконец-то! – сказала Унисса, обнаружив ученицу, заглядывающей через перила. – Помогать будешь?
Она сидела на корточках. Вокруг нее громоздились в мешках Покосы и Симанцы. Эльга мотнула головой.
– Что ж, обижайся сколько хочешь, – сказала мастер. – Но есть вещи, которые говорить просто нельзя.
– Ну и пусть, – буркнула Эльга.
– А я сделаю дождь.
Эльга промолчала, потом забралась в беседку и села на скамью.
Мастер выгребала из мешков листья и кидала их на панно. Колючими, косматыми пятнами они застывали в пределах местечек, и Унисса уминала их в нужные границы, подрезала, подворачивала и придавала пальцами нужную форму.
Эльга пересела, чтобы видеть лучше.
– Позавтракай, – сказала Унисса.
На месте деревянных плиток, отведенных под Покосы и натертых воском, скоро появилась бугристая листвяная масса, пухлая, но не выступающая за высоту поребриков. Две трети нового мешка – и масса приобрела очертания и рельеф. Эльга неожиданно разглядела холмики и низинки, сухое русло речки из темных, прогнутых листьев, леса и перелески, тонкие ниточки тропок, деревушки и одиноко стоящие домики.
Полосками растянулись луга, желтел и вился стремящийся в сторону центральных плиток широкий тракт.
Унисса не разгибалась, рука ее ныряла за листьями, доставала их, и они тут же шли в работу, теряли зубчики и черенки и становились частью букета. Покосы обрастали деталями, которых не было на карте, но Эльга почему-то не сомневалась, что они были в действительности. Вот похожий на рыболовный крючок овраг, вот стога, вот охотничьи домики в глубине леса.
– Ф-фу-у!
Мастер, отступив от панно, села рядом с девочкой. Светлые ее волосы были мокрыми, щеки и шея блестели от пота.
– А ведь красота, – сказала она.
Эльга нехотя кивнула.
– Хочешь отказаться от этого? – повернула голову Унисса.
– Я все равно так не смогу.
– Почему? Сможешь. Дай-ка молока.
Эльга, потянувшись, сняла со стола пузатый кувшин.
– Вот, мастер Мару.
Унисса накрыла ее пальцы своими.
– Так что скажешь?
Эльга опустила глаза.
– Простите.
Обида еще свивалась где-то в горле, но была совсем маленькой.
– Быть мастером очень непросто, – сказала Унисса тихо, – но листья – это как дети, они продолжение твоих рук, часть твоей души, крови, жизни. Ты можешь злиться на них, спорить с ними, призывать к порядку, но ненавидеть…
От слов мастера Эльга ощутила, как у нее начинают гореть уши.
– Это как ненавидеть свои пальцы. Свой рот, – продолжила Унисса, – сердце, нос, брови. Дом, родных.
– Но если у меня ничего не получается… – прошептала Эльга.