Посреди этой пустоты стояла одинокая фигура, окутанная тенями, густыми, как зимний плащ. Его присутствие, казалось, сотрясло саму ткань реальности, когда он открыл глаза, всматриваясь в невидимые механизмы вселенной, его взгляд устремился в миры, которые лежали за пределами смертного понимания пространства и времени.
Сайлас никогда не представлял себя здесь – в бескрайнем небытии. Он был всего лишь человеком, скромным ничтожеством, мелочью – и теперь… он был безбожником. Он стал «Вояджером», тем, что питает космос частицами. Аше не нужно было сообщать ему об этом, поскольку он инстинктивно понял, как только тени поглотили его: он был Путешественником Смерти, жнецом в маске, безликим гулем, пожирающим кончающуюся жизнь. Во многих мирах его называли по-разному: некоторые даже называли его милосердным ангелом, а некоторые — мстительным демоном.
По своей сути он все еще был человеком – хотя он чувствовал, как внутри него набухает сила, превосходящая космические возможности, это не меняло того, что он был довольно молод, учитывая все обстоятельства. И невинно наивен во многих вещах. Ибо за завесой материала, которую могли видеть человеческие глаза, он уловил сухожилия всего этого, механизмы, которые движут и порождают все.
Космос представлял собой грандиозную оркестровку сил, исходящих из одной точки: Иннуай, или «Частицы Бытия». Из него возникли четыре фундаментальные концепции – Созидание, Разрушение, Жизнь и Смерть. Каждая концепция рождала представительного аватара, Первобытных Путешественников, которые поддерживали хрупкий баланс существования. Первичные Путешественники давно исчезли, и хотя их производные концепции могли существовать без аватаров, Вселенная требовала присутствия Путешественников для основных четырех. Таков был странный парадокс существования, когда Путешественники одновременно создавали законы, которые они поддерживали, и были связаны ими.
Выйдя из поэтической дымки вселенских механизмов, повествование вернулось к фигурам, втянутым в этот космический танец. К Сайласу, который теперь пользовался глубоким почтением, присоединилась Аша. Ее глаза, казалось, наполненные звездной пылью, отражали обширный космос, который она созерцала.
“Что вы думаете?” — спросила Аша, устремив взгляд в сторону расширяющегося космоса. Даже она не могла сосчитать бесчисленные галактики, поскольку даже «Вояджеры» не могли опережать расширение всего сущего.
«Что тут думать?» Сайлас ответил со вздохом. «Я просто проигнорирую это и притворюсь, что никогда ничему этому не учился».
“… почему? Вы ожидали чего-то более сложного?
“Ну, да?” Сайлас слегка усмехнулся, когда они вышли из проецируемого космоса и направились в свою палатку, где их мягко освещал свет фонаря. «Не может быть, чтобы все, что есть, было и будет, произошло из одной частицы».
— … это всего лишь миф, Сайлас.
“Хм?”
«Единственная подтвержденная правдивая часть истории происхождения состоит в том, что на самом деле было четыре Первичных Путешественника. Но на данный момент они мертвы буквально миллиарды лет. Единственная причина, по которой мы вообще о них знаем, заключается в том, что каждый наследник их конкретной концепции сообщает об этом через фрагменты. Как и человеческие мифы, мифы о «Вояджерах» могут быть правдой… а могут быть полностью выдуманными. Например, в течение долгого-долгого времени среди «Вояджеров» существовало распространенное убеждение, что постоянство концепции — это то, что увеличивает силу».
— И это неправда?
— Конечно нет, — сказала Аша. «В любом случае, концепция — неправильное слово. Мы не концепции — мы живые, дышащие существа, способные владеть существующими физическими элементами, а не каким-то выдуманным ву-дзё. Ты можешь представлять концепцию Смерти, но ты не смерть, Сайлас – я хочу, чтобы ты помнил это.
«… могу ли я быть просто твоей игрушкой, и мы на этом закончим?»
«Ах, это ты, конечно. Но наша жизнь будет долгой. Нам придется диверсифицировать наши интересы. Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы заняться фортепиано?
Последовавший за этим разговор, полный космических хитросплетений и беззаботных шуток, резко контрастировал с событиями в другой палатке. Здесь принц Вален, скованный ограничениями своего инвалидного кресла, был охвачен мучительным чувством вины. Он боролся с чудовищной мыслью о том, что он может быть ответственен за разрушение собственного города. Хотя именно его родители заключили смертельный договор с «Вояджером», он, как единственный выживший родственник, нес на себе колоссальное бремя их грехов. Остатки королевства , оставленные ему, непростая задача его восстановления и подавляющая тяжесть десятков тысяч смертей смотрели на него перед лицом взыскания долгов «Вояджера».