Упырь ответил ему тем же, разинув пасть и зарычав, по краям которой стекала какая-то жидкость. Он взмахнул длинной костлявой рукой по широкой дуге; Сайлас понял, что он очень медленный, гораздо медленнее, чем упыри, вторгшиеся в замок. Он улыбнулся и пригнулся, легко уклоняясь от удара, но при этом подал меч вперед, делая колющее движение, которое он практиковал.
Хотя скорость удара не была такой, о которой можно было бы написать, как и сила, стоящая за ним — он не был похож на элитную защиту. Это была просто гниющая плоть и кости, и меч легко пронзил их насквозь. Зная, что вурдалаки так просто не умирают, он тут же отдернул меч и оттолкнулся, увеличив расстояние. Его шаги, хотя все еще небрежные, работали. Он был быстр — по крайней мере, быстрее, чем гниющая туша.
С адреналином, все еще пылающим в крови, он снова нырнул вперед, увернувшись от очередного взмаха костлявой руки, и нанес удар вперед, целясь в ту же дыру. На самом деле это было неинтуитивно — эти крошечные отверстия наносили упырям мало вреда, если вообще наносили. Он знал, что должен просто отрубить им головы, но это была прекрасная возможность попрактиковаться.
Он попал в одну и ту же лунку — два раза подряд. Он не собирался соответствовать безумным требованиям по скорости, но это не имело значения. Он все еще тренировал свое тело, учился, запоминал, вбивал в себя стойки и движения. Он был новичком, и он…
“Проснись, Сайлас”.
И он обещал…
“Сайлас, проснись! Нам нужно идти!”
“…” Сайлас открыл глаза, выражение его лица было холодным. Теннер вздрогнул и отступил назад: этот взгляд был поистине ужасающим, понял он, словно сама смерть на мгновение уставилась на него.
“Что случилось?” спросил Теннер.
“У меня был прекрасный сон”, — ворчал Сайлас.“Черт побери! Мне тоже было так хорошо!”
“Я…”
“Неважно”, — вставая и потягиваясь.“Мы идем, верно? Тогда поехали. Черт побери. Так и знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Черт возьми”.
Сайлас продолжал ругаться, пока все остальные отворачивались, не желая вступать с ним в разговор; если экзорцист злится, лучше оставить его в покое, пока он не остынет. Только Райна находила это забавным, поскольку Сайлас редко выражал гнев или разочарование, по крайней мере, внятно.
Прошло несколько часов, но мало что изменилось. Лес казался жутко повторяющимся, как будто его копировали из раза в раз. Здесь были только деревья и те же четыре вида цветов и кустарников. Никакой жизни, даже так глубоко в нем. Группа прилично продвинулась вперед, но, по приблизительным подсчетам Сайласа, они прошли едва ли десять миль.
Даже когда рядом была Райна, они все равно время от времени попадали в иллюзию, тратя довольно много часов на бег по кругу. Кроме того, ожившие духи уже угасли; это было не из-за страха, а из-за скуки. Здесь не было ничего. Даже Сайлас все больше разочаровывался и злился на реальность. Как в лесу может быть ничего? Он никогда не видел ничего подобного за сорок с лишним лет своей жизни.
Не помогало и то, что они не могли позволить себе полноценный отдых: они спали максимум четыре-пять часов, да и то короткими кусками. Отчасти это было связано с тем, что Сайлас хотел, чтобы они прошли как можно больше местности, а отчасти с тем, что так было безопаснее. Из-за спорадического расписания ничьи тела никогда не находились в режиме “полного покоя”, и были на расстоянии одного толчка от того, чтобы вырваться из сна. В случае, если они попадут в засаду, тому, кто будет караулить, будет гораздо легче разбудить весь лагерь, чем если бы они были полностью расслаблены и находились в полном затишье.
И все бы получилось, знал Сайлас, если бы не проклятый лес, разрушивший их планы. Возможно, самым шокирующим аспектом леса было даже не полное отсутствие экосистемы, а то, что он стоял на абсолютно ровной земле. Здесь не было ни бугорков, ни впадин, ни чего-либо подобного. Только ровная поверхность, все дальше и дальше, как будто он стоял на вершине океана.
“Здесь есть какая-то закономерность”, — внезапно предупредила Райна, заставив всех остановиться и посмотреть на странные узорчатые деревья. Все они, в совокупности, начали презирать деревья. На самом деле, некоторым не терпелось поскорее вернуться домой и сжечь несколько в качестве дров. Даже не для того, чтобы согреться. Просто ради забавы. “Подождите, это немного другое”.