Вскоре после этого появился еще одна, а затем еще одна. К тому времени все остальные тоже заметили это странное явление, но никто, похоже, не знал, что оно означает. Оно указывало на вероятную бурю — об этом даже Сайлас мог догадаться, — но не говорило о том, что это за буря и насколько сильной она будет. Однако даже самая слабая гроза означала, что группа, скорее всего, промокнет, так как независимо от того, спрятались ли они в гниющем доме или в своей импровизированной палатке, они должны были промокнуть.
Группа теснее прижалась друг к другу, наблюдая за все более яркими вспышками на небе. К этому времени Сайлас понял, что это не гроза — эти огни не были молниями, не говоря уже о том, что они не сопровождались раскатами грома. Это было… что-то другое. Они были похожи на ожившие, многократно вспыхивающие огни авроры, окрашенные в тусклую лазурь, частота которых увеличивалась с каждой секундой. Неприятное чувство зародилось в сердце Сайласа, когда он продолжал смотреть прямо на небо, ожидая, наблюдая.
БУМ!
Это был одиночный шум, который возник из ниоткуда, без предупреждения. Он потряс мир сверху и снизу и всех, кто стоял на его вершине. Сайлас вскрикнул от боли, почувствовав, что его уши мгновенно лопнули, а сильный ветер, вызванный “взрывом”, сбил его с ног. В голове у него помутилось, и он не мог собрать вместе достаточное количество букв, чтобы составить слово. Он мог мыслить только понятиями, и единственным понятием, о котором он мог думать в данный момент, была боль. Ему было так больно, что хотелось умереть.
Он упал на колени, все еще сжимая бока головы, едва сумев открыть обильно кровоточащие глаза. Неудивительно, что все остальные тоже лежали на земле. На самом деле, все они были неподвижны. Мертвые. Они были мертвы. Теннер, Тебек, Райна — все, кроме него, были мертвы. Как он остался жив? Почему? Он был уверен. Возможно, он умирал так часто и так жестоко, что его тело и разум естественным образом приобрели амортизирующие свойства, благодаря которым ему было легче пережить непоправимое. Однако он не хотел этого. Он хотел бы умереть вместе с остальными; по крайней мере, им не придется испытывать те муки, которые испытывал он.
Бум, бум, бум, бум…
Взрывы становились все тише и тише — или, что было более вероятно, уши Сайласа просто потеряли способность слышать правильно. На самом деле Сайлас даже не был уверен, слышит ли он взрывы или просто воображает их. Для разнообразия они были похожи на барабаны. Они не были диссонансными — если и были, то ритмичными. Они были похожи на военную песню, исполняемую перед битвой, чтобы поднять адреналин в армии и сделать так, чтобы смерть за бесцельное дело казалась хорошей смертью.
Все еще держась за голову, он сумел как-то поднять ее и направить к небу. В этот момент время застыло, буквы в его сознании исчезли, едва успев сложиться в слово. Все его тело начало неистово трястись. Глаза, уши, ноздри и даже губы продолжали кровоточить, казалось, высасывая его досуха. Он был бледен, слаб, на грани, но все еще жив. Он был жив, чтобы стать свидетелем того, что заморозило всю оставшуюся в нем кровь — он увидел их, падающих с неба. Как капли дождя, они падали в согласии. Сотни. Тысячи. Десятки тысяч. Они падали. Упыри. Вещи, которые не были упырями. Вещи, похожие на упырей.
Это было зрелище сверх зрелища, ужас сверх ужаса, момент, которое он хотел бы стереть навсегда. В тот единственный миг он увидел больше смертей, чем все его петли вместе взятые, а потом еще сто раз. Десятки тысяч превратились в сотни тысяч, и вскоре небо заполонил рой мертвецов, умирающих и разлагающихся, похожий на саранчу. Их было несметное количество, и они падали.
Ты умер.
Точка сохранения ‘Новые друзья’ была инициализирована.
Сайлас проснулся в своей комнате сразу после ухода Сирса. Его разум все еще был на грани. Прийти в себя было невозможно. Он не был уверен, что вообще сможет оправиться. Боль прошла, но агония — нет. Она все еще была там, кровоточа в его венах, просачиваясь в сердце, развращая его душу. То, что он видел… никто ему не поверит. Нет, он сам в это не верил. Как такое вообще возможно? Одно дело, когда мертвецы падают с неба — если бы он принял достаточно сильных наркотиков, он мог бы даже поверить в это, — но в таком количестве?
“Нет”, — пробормотал он, его губы дрожали. “Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…”
Армия мертвых, вот что это было. Нет, не армия. Армии. Десятки. Достаточно, чтобы сравнять это королевство и все остальные королевства до неузнаваемости. Мечники, маги, Мастера клинка, все те эксперты, которые могли изменить мир своими словами… они не имели значения. Бессмысленны. Они умрут. Они все умрут. Он умрет. И умрет снова. И снова. И снова. Он застрял бы в петле без конца. Он не мог идти вперед; он не мог идти назад. Он был бы обречен на вечность умирать и в то же время жить. Его личный ад.