Первой после него очнулась Райна. Девушка дрожащими руками открыла глаза, ее губы разошлись, как будто она хотела закричать, но голос не выходил. Ее слезящиеся глаза искали хоть что-то теплое, пока не наткнулись на Сайласа, который мягко улыбнулся ей.
“Мы в безопасности”, — сказал он, сглатывая собственную боль и нежно взъерошивая ее волосы.“Все будет хорошо”.
“Т-т-т…”
“Не говори”, — прервал он. “Даже не думай. Наслаждайся небытием. Береги свою энергию”.
Прислушалась ли она к его совету или нет, Сайласу не нужно было спрашивать — он видел в ее глазах ужас, повторяющийся по кругу. Он подозревал, что другие не ощутили прикованную фигуру, по крайней мере, не в полной мере, что в такой трагедии было плюсом.
Вскоре после этого и Вален, и Теннер проснулись, одинаково трясясь, напуганные до глубины души. Как и в случае с Райной, он успокоил их и предупредил, чтобы они не говорили и не думали, а постарались прийти в себя как можно лучше.
Через час он достаточно окреп, чтобы дотянуться до кувшина с водой и наконец-то облегчить пересохшее горло. Сделав несколько глотков, он помог остальным троим, и в их взглядах сразу же появилось облегчение.
Через три часа после пробуждения Сайласу удалось разжечь костер, и все четверо сидели вокруг него в тишине. Мысли каждого из них были похожи на непрерывную, зацикленную кинопленку тех нескольких мгновений ни с чем не сравнимого ужаса, которые они испытали. Это… не предназначалось для человека, убедились они. Это предназначалось для героев и героических личностей, призванных бороться со злом. Не обычный фехтовальщик, не брошенный принц и не девочка-экзорцист со шрамами.
“Я предлагаю вам одноразовый выбор”, — внезапно заговорил Сайлас, нарушив тишину и бросив взгляд на все еще плавающее рядом окно.“Одноразовая возможность… забыть”.
“Чтобы… забыть?” пробормотал Вален, явно соблазненный этой идеей.
“Да, забудь”, — кивнул Сайлас.“Забудь небо, боль, мертвых, даже само путешествие в лес. Забудь все дни, которые привели к этому. Ты очнешься дома, ничего не зная”.
“… это… вы действительно говорите, что это возможно?!” взволнованно спросил Теннер.
“Да”, — кивнул Сайлас. “Ты забудешь”.
“Нет”, — голос Райны и выбор слов испугали обоих мужчин. Молодая девушка, как и они, дрожала, словно порезанная зимой. Ей было не лучше. И все же… почему она сказала “нет”? “Как… как мы можем забыть? Мы должны предупредить мир! Мы должны предупредить их, что мертвые идут!”
“Это не повод не забывать”, — сказал Сайлас. “Я предупрежу мир вместо тебя. Выбирай помнить только из-за эгоистичного желания сохранить то, что ты чувствовала, близко к сердцу. Этот ужас… он заморозил тебя, но он же и открыл врата. Не только для тебя, но и для меня. В следующий раз, когда человек направит на нас клинок… почему мы должны трусить? Мы наблюдали за самой смертью, зорко следили за ней и переживали ее… и мы выжили. По сравнению с этим, что такое человек с клинком? Что такое даже армия таких людей?
“Однако так же, как оно может нас воодушевить, оно может и навсегда нас терроризировать. Вы можете просыпаться каждую ночь, испытывая ужасы, которые возвращают вас в сегодняшний день. Пока вы живы, вы можете не иметь нормального ночного отдыха. На самом деле, это может стать настолько ужасным, что заставит вас поднять руку на самого себя”.
“Подожди… ты… ты не забудешь?” внезапно спросил Вален.
“Божий миссионер не может забыть”, — улыбнулся ему Сайлас. “Особенно что-то вроде этого”.
“… тогда… тогда я тоже не буду”.
“Вален…”
“Нет”, — сурово ответил бледнолицый принц, скрежеща зубами, словно желая укрепить свою волнистую решимость. “Ты прав. Я никогда в жизни не испытывал столько боли, мучений и ужаса. И да, я могу просыпаться каждую ночь с криком… но я верю в себя. Вера в то, что я стану сильнее и сделаю этот ужас своей броней. По замыслу Бога, я должен занять трон — но достоин ли я его? Нет. Не имеет значения, свергну ли я своего Отца, если мой народ не поддержит меня. Я должен стать мужчиной… мужчиной, в котором другие смогут увидеть короля. Я голосую… Я голосую за то, чтобы мы помнили”.