– Ты о чем поговорить-то хотел, Нечистый? – спросил послушник, поставив на стол свой стакан.
– Слушай, а давай не здесь?
– Что, тяжко в монастырских стенах? – ухмыльнулся Арсентий, прищурив правый глаз.
– Тяжко, ага, – развел руками черт. – Примерно как тебе, если в очень горячую воду посадить. Терпеть можно, но если не хочешь свариться, лучше вылезти.
– И что предлагаешь?
– А ты не очень испугаешься, если я нас куда-нибудь перенесу отсюда?
– Не испугаюсь. – Арсентий посмотрел в разноцветные глаза, не мигая. – Но и не полечу с тобой никуда. Хочешь поговорить – давай поговорим. Я даже согласен из монастыря выйти. Но только своими ногами.
– Не доверяешь? Понятно, да, – ухмыльнулся черт. – И что предлагаешь?
– Тут неподалеку озеро есть. Это на север от монастыря, по тропинке дойти можно. Вот там, на бережке, и поговорим.
– Надо же! Я мог бы тебя в мгновение ока доставить в самые необычные места этого мира, а ты выбираешь бережок неподалеку? – засмеялся черт, показав ровные зубы, некоторые из которых блестели золотом. – Лады! Тогда там и встретимся. Буду ждать.
Он исчез в один миг, словно его тут и не было. Арсентий хмыкнул, налил себе еще пива из кувшина, залпом выпил. Потом застегнул рясу, подвязался и решительно вышел из кельи, не забыв задуть свечу.
Летняя ночь была теплой и ласковой. Дневная жара спáла, темнота принесла легкий ветерок, но воздух и земля успели за день хорошенько прогреться, поэтому ветерок этот был не колючим и холодным, как бывает осенью и зимой. Он не кусал, а словно бы поглаживал теплой кошачьей лапой. И приносил запахи черемухи и смородины.
Арсентий, не пускаясь в долгие разговоры, махнул рукой троим братьям, караулящим возле костра посреди двора. Каждый из Богоявленских братьев в прошлом был либо дружинником, либо ушкуйником[12], либо наемником. Отец Варсонофий других в монастырь не звал, потому как мастером по нечисти мог стать лишь тот, кто умеет держать в руках оружие и не боится пустить его в дело. Порядки тут были соответствующими, почти как в дружине – ночную службу несли обязательно. Но Арсентия караульщики останавливать не стали – знали, что он ничего не делает просто так, не обдумав наперед. И если собрался куда-то посреди ночи, значит, есть на то веская причина.
Выйдя за ворота, он не пошел по большой дороге, ведущей к шляху на Козельск, а почти сразу свернул на ту самую тропинку, про которую говорил черту. Пожалуй, если бы не его умение видеть в темноте, даже знание дороги не особенно бы помогло – густые ветви деревьев, сомкнувшиеся над тропой, совсем не пропускали свет звезд. Идти приходилось почти на ощупь.
Вскоре Арсентий увидел впереди пляшущий огонек, отражающийся в глади озера, и двинул прямо на него. Выйдя на берег, огляделся – черт сидел на бревне возле самой кромки воды и жарил над костром две рыбины среднего размера, нанизанные на длинные ветки.
– А я уж было решил, что ты передумал, – с притворным недовольством пробурчал нечистый. – Жду тебя тут, жду.
– Да я вроде не особенно задерживался.
– Ну как не особенно? Я вон уже и рыбу словить успел. – Черт огляделся и покивал. – А место ты и впрямь выбрал славное. Надо признать, что все-таки Он, – нечистый указал пальцем вверх, – умеет делать красивые вещи.
Арсентий подтащил небольшое бревно, валявшееся неподалеку, сел на него с другой стороны костра. Черт посмотрел на послушника с улыбкой, а потом спросил:
– Ну так и что? И до чего же ты додумался, пока шел?
– Что ты имеешь в виду? – переспросил Арсентий, не понявший, про что говорит собеседник.
– Уверен, что ты всю дорогу гадал, зачем я пришел и чего от тебя хочу. Должен был придумать какой-то ответ. Разве нет?
– Гадал, не скрою. Но ответа пока не нашел. Разве что ты душу мою сторговать хочешь?
– Фу, как грубо! – поморщился черт. – Знаешь, вы, люди, очень сильно переоцениваете стоимость своей души. Вот чем, например, твоя душа ценнее, чем душа кошки? Или собаки? Лошади?
– У них нет души! – искренне возмутился Арсентий. – Это всем известно! Господь только в людей душу вдохнул.
– Это тебе кто сказал?
– Как это кто? Так в книгах написано!
– А книги эти кто написал? Люди! Поэтому вы там и выделены наособицу. А вот если бы их писали кошки, то все могло бы и совсем по-другому звучать.
– Кошки писать не умеют! – набычился Арсентий. – А еще люди – единственные существа, созданные по Его образу и подобию!
– Да ты что! – расхохотался Нечистый. – И это тоже, поди, в твоих книгах сказано?
12