Мастер
Это была любовь на расстоянии. Как я понял гораздо позже - любовь на расстоянии более крепкая, настоящая, полная романтики и ожиданий, ведь то, чего не хватает на самом деле, ты дописываешь своим воображением, а затем добавляешь еще и еще, потом создаешь мифические ситуации и переживаешь их, будто наяву. Но больше всего возбуждает воображаемая тактильность, та, когда ты закрываешь глаза и мысленно берешь ее руку или поправляешь сбившийся воротник, или убираешь невидимую пылинку с ноги, а потом, тыльной стороной ладошки, снимаешь крошку с напомаженных губ.
Мы жили в разных городах и созванивались уже больше месяца. Сначала звонки были просто так, хотя где-то уже и не просто, но чего-то еще не хватало. Видно тех, самых главных слов, которые хочешь произносить, но вначале боишься, а вдруг мимо и получать их обратно, взамен, как награду за свое откровение. Тех слов, которые завершают процесс любовного словоблудия вокруг да около и, наконец, подводят главную черту, то для чего, в общем-то и начинается это общение мужчины и женщины. Ведь общение с женщиной не просто так, а с красивой, тем более. И пусть кто-то меня убеждают в обратном, я ему сто раз не поверю. И буду иметь на это полное право.
Мы познакомились совершенно случайно. На вокзале. Я там был по делам, она с огромным чемоданом, который упорно не хотел передвигаться по бесконечным ступенькам. А рядом трудились рабочие. Не торопливо трудились, основательно. Они меняли ленту эскалатора на такую же, что установили недалеко, но на более коротком подъеме. Новая шла плавно, без рывков, будто горячий нож, тонущий в масле. Вот, если бы не время, то бесконечно повторял бы этот подъем и спуск.
И мое предложение прозвучало совсем буднично, я так поступал много раз, а здесь особенно пришлось к месту при виде неторопливых рабочих и лестнице в три пролета.
- Девушка, разрешите вам помочь?
Она слегка обернулась, глянула на меня с улыбкой и покорно освободила ручку чудовищного на вид багажа.
Обычно я делаю это молча, но здесь что-то кольнуло внутри. То ли обезоруживающая улыбка, то ли глаза, то ли нечто, придуманное еще в детстве.
- Очень большой чемодан в таких тонких руках, - сказал я первую пришедшую в голову чепуху.
На удивление, она не промолчала, как это случается обычно между незнакомыми людьми, а вполне дружелюбно ответила:
- Большой, да еще в чужом городе.
Так завязалось наше знакомство.
Она уехала к себе домой, в небольшой провинциальный городок. Я остался в столице с воспоминанием о случившемся и ее номером телефона на клочке бумаги.
Не звонил больше недели. И вовсе не потому, что забыл. Просто, как это бывает часто, думал, к чему могут привести эти звонки, эти иногородние "не встречи", эта непонятная связь на расстоянии.
Но в итоге я ее набрал, и мы мило побеседовали. К моему удивлению и даже восторгу, она все помнила и было такое ощущение, что рада моему звонку, будто ждала. Уже во время разговора, я понял - во всем происходящем что-то не так. Голос предательски дрожал, и хотелось быть майским котом, ласковым, греющимся у камина.
Потом я вспоминал ее руки, ее чуть вздернутый нос, который всегда мне нравился. Это оттуда из детства, это догоняло меня из когда-то прочитанных книг и увиденных картинок. Пронзительные зеленоватые глаза и пышные волосы в которых можно утонуть.
Звонки наши стали чаще, то есть звонил я, она же всегда находилась рядом с телефоном и всегда были те десять - пятнадцать минут для разговора со мной. И это "всегда" меня в итоге разложило на лопатки. Я понял, что у нее никого нет, что она открыта для чего-то большего и возможно застыла в неком ожидании, в некой субстанции, готовая к трансформации от обычного к серьезному. Но про ожидание это я сам, это мне казалось по логике. Ведь любое нарастающее общение это предположение чего-то большего. Ведь нельзя звонить раз в неделю потом, три, потом каждый день, после несколько раз в день, а затем как вначале - раз в неделю. Нельзя и все. Это уже другая атмосфера - эгоизм или оправдания, которые разрушают созданную до этого пирамиду взаимопонимания, возникающих чувств.
И темы постепенно стали более доверительными, более интимными и длились они гораздо дольше . Мы еще не говорили про любовь, но начав с собак и котов, в дальнейшем узнавали о друг друге все больше и больше, откровенничая, запуская чужие мысли в собственные лабиринты и тупики, в пределах допустимого между молодыми людьми, понимающими рамки приличия. Мы вроде и касались сокровенных тем, но очень осторожно, вскользь, чтобы пощекотать себе личное эго, не более. И когда слова достигали невидимого барьера, мы стремительно отползали назад.