— А любовь? Ты не берёшь её в расчёт?
— Любовь?! Так ты мне сейчас в любви признавался?! — Манон сжала дагу до побелевших костяшек. — Приказывая господину Солеру при задержании применить ко мне силу и посадить в тюрьму БЫВШУЮ герцогиню. Это ты так пламенные чувства доказывал?! Или что ты там говорил? — Манон задумалась, вспоминая. — «ТЫ не хотела моей любви… получай ненависть», и особенно мне понравилось это: «Не хотела быть женой — будешь подстилкой», — шипела яростно Манон. — На цепь меня хотел посадить…
Она пнула его в бок. Тигран закусил губу.
— Скотина, ты, Аландер. Я всё сделала, что ты хотел от меня. Я старалась быть хорошей женой, герцогиней, каждый день, каждый грёбаный день, проведённый в этом доме, я чувствовала себя в клетке. Причём, винить мне некого, ты открыл дверцу — и я вошла добровольно. Знала же, что не моё всё это, но мне было безразлично. Я готова была перетерпеть, принять, смириться. Лишь бы ты был рядом. Я вернулась в этот мир только ради тебя. Когда ты сжимал моё мёртвое тело… да-да, именно мёртвое тело. Ты же веришь в загробную жизнь и душу? Так вот, могу подтвердить, она существует… Моя душа выбрала тебя, видя отчаяние от потери. Я поверила в тебя, твою любовь… но её не было… всего лишь боль от не вовремя сломавшейся игрушки, которой не успели наиграться.
Тигран попытался возразить, но Манон закрыла ему рот ступнёй.
— Заткись и слушай, я дам время и тебе. Поговорим первый раз… Мы ведь не разговаривали с тобой никогда по-настоящему… Были только постель, приёмы, государственные дела, было всё. Не было только нас с тобой, Тигран. Близких людей. Мы разные, вернее, мы слишком похожи. Всё или ничего, Тигран, я просила только свободы и тебя. Потеряла первое и не получила до конца второе. Тебе отдала всё, что просил, всё, Тигран… — Манон замолчала и отвернулась. Злые слёзы душили её.
— Ты сама виновата, не надо было меняться. Я же тебя полюбил другой. А ты потом переменилась, понятно, что мне уже было неинтересно, ты стала послушной… пресной. И детей не могла родить.
Манон резко обернулась, губы были плотно сжаты, ноздри раздувались.
— Но после твоего ухода я всё обдумал. И больше не буду давить на тебя. С ребёнком от другой женщины я, конечно, погорячился, признаю. Выход я придумал. Илиан женится, родит ребёнка. Он и станет наследником. Я советников, которые были против тебя, в тюрьму посадил. Кстати, они попутно оказались замешаны в куче всякого дерь… нехорошего.
Тигран увидел, наконец, что Манон вот-вот выйдет из себя.
— Я не пойму, чего ты злишься, — возмутился он, поёрзав, руки за спиной начали затекать. — Я же признаю свои ошибки… у меня руки затекли.
— Потерпиш-шь, — прошипела Манон. — Давай, рассказывай мне, как МЫ дальше жить будем.
— Нормально, как и раньше… — осёкся. — В смысле, конечно, по-другому, можешь возобновить свои тренировки, и я с тобой, пресс покачаю, — он улыбнулся ей, но Манон не отреагировала. — Приютом своим можешь тоже заниматься, только давай его в Аррас перенесём. Не хочу, чтоб уезжала каждый месяц в свою провинцию. Поручу завтра же найти подходящий дом или в приюте городском разместим в отдельном крыле. Не нравятся приёмы — можешь присутствовать на официальной части, а потом уходить… Что ещё? Завтра же на озеро поедем. Тебе там нравилось. А потом к ювелиру, я тебе такое колье заказал… с браслетом… — энтузиазм, с которым Тигран начал описывать их будущую новую жизнь, как-то угас под гневным взглядом Манон.
— Тигран, вот ты умный мужик. Я наблюдала за тобой эти годы, отличный правитель… но иногда ТЫ ТАКОЙ ТУПОЙ!!! — сказала Манон, вставая, на этот раз пресс был готов и стерпел её без проблем. Она прошла в ванную. Включила холодную воду, подставила голову под неё… нужно было остыть. Ещё чуть-чуть, и она всё же вырежет на его груди «мудак», как собиралась, когда лезла сюда.
Выключила воду. Встряхнула мокрыми волосами. Кажется, отпустило, красная пелена, начавшая затягивать сознание, отступила… знаешь, Манон, что-то мне не нравится такой покладистый Тигран, после слов, что он сказал в гостиной… завязывай разговор, уже утро, смотри — рассвело, пора уходить.
Манон, не вытирая головы, вышла в спальню. Тигран лежал на прежнем месте. Со скучающим видом.
— Остыла? — улыбнулся он.
— Остыла, — она смотрела на него и понимала, ничего у них не получится, она не выдержит больше в этом доме. Сойдёт с ума. А её пансион? Закрыть и перевести детей с природы в этот гадюшник? Всё опять решил за неё. Пора прощаться.
— Тигран, ты, конечно, потрясающий любовник, но я не могу больше жить здесь. Я схожу с ума. Давай разойдёмся миром.
— Хорошо, я понимаю, ты уже всё решила, — мужчина тяжело вздохнул, словно принимая трудное решение. — Один поцелуй, Манон, прощальный поцелуй. Ты же не откажешь мне в такой малости?
Манон стояла и смотрела на голого связанного мужчину… не подходи к нему, — сказала Марина.
Манон послушалась и направилась к окну.
— Манон! — крикнул Тигран, и столько в голосе было мольбы и тоски, она обернулась. — Один! Последний! Манон… прошу.
Манон вздохнула и вернулась. Опустилась рядом с ним на колени, погладила по лицу, по волосам. Наклонилась над ним, неотрывно глядя в его глаза цвета грозового неба.
— Прости, — прошептала, прикасаясь лёгким поцелуем к его губам.
— И ты прости меня, — прошептал Тигран. Приподнялся, схватил её за волосы и ударил лбом в переносицу, хлынула кровь. Последнее, что она слышала: — Шелковые пояса так легко развязываются, милая.
Голова кружилась и болела тупой, ноющей болью. Нос тоже болел. Манон открыла глаза, темнота и странный запах сырости, мышиного помёта и прелой соломы. Руки связаны спереди. Хорошо. Плохо, что в темноте не видно, где узлы. Поднесла руки к лицу, губами начала обследовать верёвки на ощупь. Нашла. Извне донеслись звуки, голоса и скрежет. Манон легла обратно на старый тюфяк, набитый соломой. Закрыла глаза и выровняла дыхание. Заскрежетали запоры, дверь со скрипом открылась. В камеру вошли. А что это ещё могло быть? Натуральный одиночный карцер. Шаги замерли возле топчана, на котором лежала Манон.
Шли минуты. Ничего не происходило. Тигран продолжал молчать. Манон узнала его шаги, да и кому нужно тут стоять над душой. Наконец, он не выдержал:
— Как видишь, всё исполнилось: и задержана силой, и в тюрьме. Тебе здесь нравится больше, чем в твоей спальне? Я знаю, ты меня слышишь. Я приказываю! Открой глаза! Смотри на меня!
Она не ответила. Сейчас она была ТАМ, в другой камере, в которую пришёл Клод. Она сидела, скрючившись в углу, кутаясь в тонкий плащ. Зажмурившись. Он стоял над ней, наблюдал. Склонился, схватил за чёлку и дернул голову вверх и назад, открывая лицо.
— Смотри на меня, — приказал Клод. Встряхнул её. — Я приказал тебе… смотри на меня.
Она открыла глаза, с ужасом взглянув на этого красивого, но такого холодного человека. Он смотрел и улыбался, довольный.
— Мне так нравится, как ты на меня смотришь… такой искренний ужас… такой сладкий… — холодная ладонь погладила по щеке, пальцы больно сжали подбородок, сминая кожу и губы в некрасивую гримасу. — Я единственное, что ты будешь помнить и бояться… я всегда буду в твоих снах, в твоих костях, в мясе, в мозгу, в крови, в каждом шраме… ты — моя, ты будешь помнить только меня. СМОТРИ НА МЕНЯ, СУКА!!!
Тигран Аландер
Рука Тиграна прикоснулась к плечу Манон, она распахнула глаза полные животного ужаса и завопила, заверещала на ультразвуке, она кричала так, что, казалось, лопнут перепонки, а тело её забилось в конвульсиях.
Тигран бросился к ней, пытаясь успокоить, обнять. Но женщина превратилась в безумное животное. Она кусалась и царапалась, несмотря на связанные руки, пиналась и извивалась, при этом грязно матерясь. И главное было: «Я убью тебя, Клод», «Я убью тебя, Клод», словно скороговорку, повторяла она. На её вопли прибежала стража, из последних сил сдерживая беснующуюся жену, герцог приказал: