- Без сомнения. В твоем возрасте все читают. Но сейчас ты видишь модели и думаешь, что это модели настоящего. Но между ними большая разница, громадная. Ты не поймешь этого ощущения, лишь читая буклеты.
Наверху прошуршал монорельсовый кар. Офицер показал на него трубкой.
- Даже ЭТО не та вещь, что едет над Большим Ледяным Каньоном, заметил он.
- Тогда это недостаток тех, кто пишет буклеты, - сказал мальчик. Любой человеческий опыт должен быть описан и интерпретирован достаточно хорошим писателем.
Офицер искоса взглянул на него.
- Повтори-ка это еще раз, сынок.
- Я сказал, что если ваши буклеты не говорят того, что вы хотите от них, то это не вина материала.
- Сколько тебе лет?
- Десять.
- Ты чертовски умен для своего возраста.
Мальчик пожал плечами, поднял костыль и показал им в направлении Галереи.
- Хороший художник мог бы сделать вам в пятьдесят раз лучшую работу, чем эти большие глянцевые фото.
- Это очень хорошие фото.
- Конечно, хорошие. Отличные. И, вероятно, дорогие. Но любая из этих сцен у настоящего художника была бы бесценной.
- Пока что здесь нет места художникам. Сначала идут землекопы, а культура потом.
- А почему бы не сделать наоборот? Набрать нескольких художников, а они помогут вам найти кучу землекопов.
- Хм, - сказал офицер, - интересная точка зрения. Не прогуляешься ли со мной немного? Посмотришь еще кое-какие достопримечательности.
- Что ж, - сказал мальчик, - почему бы и нет? Правда, прогуляться не совсем подходящее слово...
Он качнулся на костылях, поравнялся с офицером, и они пошли мимо экспонатов.
Скейлботы ползли по стене, клешни цеплялись.
- Дизайн этих вещей основан на структуре ног скорпиона?
- Да, - ответил офицер. - Один блестящий инженер украл этот трюк у Природы. Именно ТАКОГО сорта мозги мы и стремимся привлечь.
Мальчик кивнул.
- Я жил в Кливленде. Там в низовьях реки пользовались штукой под названием Холан-конвейер для разгрузки судов с рудой. Эта вещь основана на принципе ноги кузнечика. Какой-то смышленый молодой человек с мозгом, какой вы хотите привлечь, лежал однажды во дворе, обрывал ноги кузнечикам, и вдруг его осенило: "Эй, - сказал он, - это может пригодиться". Он разодрал еще несколько кузнечиков, и родился Холан-конвейер. Как вы сказали, он украл трюк, который Природа потратила на существ, всего лишь скачущих по полям и жующих табак. Мой отец однажды взял меня в путешествие по реке, и я увидел эти конвейеры в действии. Это громадные металлические ноги с зазубренными концами, и они производят самый ужасно-неземной шум, какой я когда-либо слышал - словно призраки всех замученных кузнечиков. Боюсь, что у меня не тот сорт мозга, какой вы хотели бы привлечь.
- Ну, - сказал офицер, - похоже, что у тебя мозг иного рода.
- Какого иного?
- Такого, о котором ты говорил: тот, что будет видеть и интерпретировать, и сможет сказать людям здесь, дома, на что это похоже там.
- Вы взяли бы меня как хроникера?
- Нет, мы взяли бы тебя для другого. Но это не должно было бы остановить тебя. Сколько людей тянется к Мировым войнам с целью написать военный роман? Сколько военных романов написано? А сколько из них хороших? Очень мало. Ты мог бы начать свою подготовку с этого конца.
- Возможно, - сказал мальчик.
- Пойдем сюда? - сказал офицер.
Мальчик кивнул и пошел вслед за ним в коридор, а затем в лифт.
Лифт закрыл дверь и спросил, куда их отвезти.
- На нижний балкон, - сказал офицер.
Едва заметное ощущение движения, затем дверь снова открылась. Они оказались на узком балконе, идущем вокруг края супницы. Он был закрыт гласситом и тускло светился.
Под ним лежали огороженные площадки и часть поля.
- Несколько машин скоро взлетят, - сказал офицер. - Я хочу, чтобы ты увидел, как они поднимаются на колесах огня и дыма.
- Колеса огня и дыма, - улыбаясь, повторил мальчик. - Я видел эту фразу в куче ваших буклетов. Вы по-настоящему поэтичны, сэр.
Офицер не ответил. Ни одна из металлических башен не шевелилась.
- Вообще-то, они далеко не ходят, - сказал наконец офицер. - Они только перевозят материалы и персонал орбитальных станций. Настоящие большие корабли здесь никогда не садятся.
- Да, я знаю. Это верно, что один парень совершил утром самоубийство на вашей выставке?
- Нет, - сказал офицер, не глядя на него, - это был несчастный случай. Он шагнул в помещение марсианской гравитации до того, как платформа была на месте и установлена воздушная подушка. Он упал в шахту.
- Почему же не закрыли этот отдел выставки?
- Потому что вся защитная аппаратура функционировала правильно. Предупреждающий свет и охранные перила работали нормально.
- Тогда почему вы назвали это несчастным случаем?
- Потому что он не оставил записки. Вот! Смотри, сейчас один поднимется! - Он показал трубкой.
Бурлящий пар появился у основания одного из стальных сталагмитов. В его центре вспыхнул свет. Затем загорелось под ним, И волны дыма растеклись по полю и поднялись высоко в воздух.
Но не выше корабля... потому что он теперь двигался.
Почти незаметно он поднялся над грунтом. Вот сейчас движение уже было заметным...
И вдруг он оказался высоко в воздухе, в громадном потоке пламени.
Он был как фейерверк, потом стал вспышкой, и, наконец, звездой, быстро удаляющейся от них.
- Ничего похожего на ракету в полете, - сказал офицер.
- Да, вы правы.
- Ты хотел бы следовать за ним? Следовать за этой звездой?
- Да. Когда-нибудь я это сделаю.
- Мое обучение было очень тяжелым, а сейчас требования даже более суровы.
Они следили, как взлетели еще два корабля.
- Когда вы в последний раз сами улетали? - спросил мальчик.
Офицер промолчал.
- Я, пожалуй, пойду. Мне еще надо сделать письменную работу для школы, - сказал мальчик.
- Возьми несколько новых наших буклетов.
- Спасибо, я все их собираю.
- О'кей. До свиданья, парень.
- До свиданья. Спасибо за показ.
Мальчик пошел обратно к лифту. Офицер остался на балконе, пристально глядя вдаль. Трубка его давно погасла.
Свет, движущиеся, борющиеся фигуры. Затем темнота. - О, сталь!
Такая боль, словно вошли лезвия! У меня много ртов, и все они блюют кровью!
Тишина.
Затем аплодисменты.
4
...Плоское, прямое, унылое. Это Уинчестерский кафедральный собор, как говорит путеводитель. "Своими колоннами от пола до потолка, так похожими на древесные стволы, он добивается жесткого контроля над пространством. Потолок плоский; каждый пролет между колоннами сам собой являет уверенность и стабильность. Собор как бы отражает дух Вильгельма Завоевателя. Презрение к сложности и страстная преданность другому миру делает собор соответствующей обстановкой для некоторых легенд Мэлори..."
- Обратите внимание на украшенные зубцами капители, - сказал экскурсовод. - Своей примитивной вырезкой они предваряют то, что позднее станет общим мотивом...
- Фу! - сказал Рендер, но тихо, потому что находился в храме с группой.
- Ш-ш-ш! - сказала Джил Де Вилл (Фотлок - ее настоящая последняя фамилия).
Но Рендер был так же поражен, как и утомлен. Хоть он и снимал шляпу перед хобби Джил, но оно так действовало на его рефлексы, что он предпочел бы сидеть под восточным приспособлением, капающим воду на голову, чем ходить по аркадам и галереям, переходам и туннелям и, задыхаясь, подниматься по высоким трясущимся лестницам башен.
Так что он водил глазами по всему, сжигал все, закрывал глаза и строил все заново из дымящегося пепла памяти, чтобы позднее изобразить в видении пациентки, которая может увидеть все это только таким способом. Этот собор был ему менее неприятен, чем другие здания. Да, он должен привести его ей.
Камера в его мозгу фотографировала все окружающее, пока Рендер шел с другими, перекинув плащ через руку, а его пальцы нервно тянулись за сигаретами. Он удерживался от открытого игнорирования гида, понимая, что это было бы надиром всех форм человеческого протеста. Так что он шел по Уинчестеру и думал о двух последних сеансах с Эйлин Шалотт.