Выбрать главу

— В посылке бомба, Тарик! Я ее нюхом чую. Убери ее скорей отсюда.

Тарик взял посылку со стола и передал специалисту по взрывным устройствам. Старик оказался прав. Там оказалась бомба, которую коварные израильтяне умудрились доставить прямо на совещание высшего командного состава ФОП. Если бы Арафат открыл посылку, на воздух взлетело бы все руководство Фронта освобождения Палестины.

Тарик сказал:

— Он не назвался. Велел принести вам финики — и только.

Арафат протянул руку и взял с подноса еще один финик.

— Странное дело: твое лицо кажется мне знакомым. Может быть, мы где-нибудь встречались?

— Нет, к сожалению.

— Ты уверен? Я, знаешь ли, никогда не забываю лицо человека, если мне хоть раз доводилось его видеть.

— Уверен, что прежде мы с вами не встречались, президент Арафат.

— Ты напоминаешь мне старого друга — товарища по оружию, который на протяжении ряда лет находился со мной и в хорошие времена, и в плохие.

— Боюсь, я всего-навсего простой рабочий парень.

— Этому человеку я обязан жизнью. Он защищал меня от врагов и столько раз выручал из смертельно опасных переделок, что я уже сбился со счета. — Арафат поднял глаза к потолку и на секунду смежил веки. — Один случай мне особенно запомнился. Меня пригласили в Дамаск на встречу с братом президента Ассада. Мой друг не хотел, чтобы я ехал. Это было много лет назад, когда за мной охотилась секретная полиция президента Ассада, который желал мне смерти. Встреча с его братом прошла без всяких происшествий, но потом, когда мы уже стали садиться в машины, чтобы ехать в Бейрут, мой товарищ сказал, что мне угрожает опасность. Из своих источников он узнал, что сирийцы решили ударить из засады по нашему кортежу и убить меня. Мы отправили кортеж в Бейрут прежней дорогой, чтобы ввести врагов в заблуждение, после чего мой товарищ спрятал меня в Дамаске — прямо под носом у сирийских ищеек. Поздно вечером мы получили известие, что сирийцы атаковали наш конвой на пути из Дамаска и что несколько наших людей убиты. Что и говорить, это был печальный вечер, но я благодаря самоотверженности и преданности моего друга все-таки остался в живых.

— Очень интересная история, президент Арафат.

— А вот еще одна, не менее поучительная и увлекательная...

— Боюсь, мне пора уходить, — сказал Тарик, протягивая руку к своей «пушке».

— Все-таки я хотел бы ее рассказать. Она короткая и много времени не отнимет. Ты позволишь?

Тарик заколебался.

— Разумеется, президент Арафат. Если вы считаете, что это необходимо, я, конечно же, ее выслушаю.

— Может быть, ты присядешь, мой друг? Ты ведь устал.

— Мне не пристало сидеть в вашем присутствии.

— Как знаешь, — произнес Арафат. — Итак, это произошло во время осады Бейрута. Тогда израильтяне стремились раз и навсегда покончить с Фронтом освобождения Палестины и убить меня. Каждое место, где я в те дни оказывался, мгновенно подвергалось ракетному и артиллерийскому обстрелу. Складывалось такое впечатление, что израильтяне заранее знали, куда я пойду или поеду. Мой друг начал расследование и выяснил, что израильская разведка завербовала несколько человек из состава моего штаба. Он также установил, что шпионы получили от своих хозяев радиомаяки, испускающие направленный луч. По этому лучу израильтяне определяли, где я в тот или иной момент нахожусь со своим штабом. Мой друг задержал этих людей и заставил публично покаяться в своих прегрешениях. Это было своего рода послание ко всем потенциальным шпионам и изменникам, из которого должно было явствовать, что такого рода преступления палестинский народ прощать не намерен. Кроме того, он предложил мне подписать этим людям смертный приговор, чтобы потом их можно было предать казни.

— И вы его подписали?

— Не подписал. Я сказал своему товарищу, что если дам согласие на смерть предателей, то заполучу множество смертельных врагов в лице их друзей, приверженцев и родственников. Я предложил наказать их по-другому — отстранить от дела революции, подвергнуть остракизму и выслать. По мне, такое наказание хуже смерти. И я сказал ему еще одну важную вещь: как бы ни были велики их преступления, мы, палестинцы, не должны их убивать. Мы вообще не должны убивать друг друга — ни при каких условиях. Слишком много у нас других врагов.

— И как же ваш друг на эти слова отреагировал?

— Разозлился. Сказал, что я глупец. Это был единственный человек из высшего командного состава, который отваживался разговаривать со мной в подобном тоне. Воистину он обладал сердцем льва. — Арафат немного помолчал, потом сказал: — Я не видел его уже много лет. Но до меня дошли слухи, что он очень болен и жить ему осталось недолго.

— Мне жаль это слышать.

— Когда у нас будет свое собственное государство, я воздам ему должное за все его подвиги и жертвы, которые он принес во имя нашего дела. Когда у нас будет свое государство и свои школы, палестинские дети узнают обо всех его героических деяниях. В деревнях люди, сидя вечерами у костров, будут рассказывать о нем легенды. Он станет подлинным героем палестинского народа. — Арафат понизил голос до шепота. — Но ничего этого не произойдет, если сейчас он позволит себе сделать глупость. Тогда о нем будут вспоминать, как об очередном паршивом фанатике — и ничего больше.

Арафат всмотрелся в глаза Тарика и спокойным голосом произнес:

— Если ты готов сделать то, что задумал, брат мой, то делай, и покончим с этим. Но на тот случай, если у тебя достанет мужества отказаться от своих первоначальных планов, я посоветовал бы тебе побыстрее уносить отсюда ноги и изыскать способ достойно завершить свою жизнь.

Арафат вздернул подбородок и замолчал. Тарик опустил глаза, едва заметно улыбнулся и медленно застегнул свой официантский смокинг.

— Похоже, вы приняли меня за другого человека. Да пребудет с вами мир, президент Арафат.

Тарик повернулся и быстро вышел из комнаты.

Арафат увидел в дверном проеме своего телохранителя и сказал:

— Зайди в комнату и закрой за собой дверь, идиот. — Потом он несколько раз глубоко вздохнул и с силой потер ладони, чтобы скрыть дрожь в руках.

* * *

Габриель и Жаклин вошли в помещение в сопровождении агентов из трех различных служб безопасности. Неожиданное появление группы чем-то сильно взволнованных и возбужденных людей вызвало в толпе тревожное, на грани паники, чувство; гости разом замолчали и устремили на них взгляды. Габриель держал руку под полой пиджака, стискивая в пальцах рукоять «беретты». В следующий момент он оглядел комнату, в которой находились в самых разных местах по меньшей мере полдюжины официантов в белых смокингах. Габриель вопросительно посмотрел на Жаклин. Она отрицательно покачала головой.

Когда они перешли из холла в большую гостиную с окнами, выходившими на парк и Пятую авеню, к ним присоединился сенатор Кэннон. Лавируя среди гостей и передавая желающим тарелочки с закусками и бокалы с шампанским, по комнате двигались три официанта. Вернее, один официант и две официантки. Жаклин всмотрелась в лицо официанта.

— Это не он.

В этот момент она заметила человека в белом смокинге, который проскользнул на кухню. Она видела его долю секунды, но была уверена, что это тот самый человек, который им нужен.

— Габриель! Он там!

Габриель посмотрел на Кэннона.

— Где Арафат?

— В моем кабинете. Разговаривает по телефону.

— Где находится ваш кабинет?

— В конце коридора!

Габриель, растолкав гостей, припустил по коридору. Когда он ворвался в кабинет, его встретил телохранитель с пистолетом в руках; ствол оружия был нацелен ему в грудь. Арафат сидел за письменным столом и жевал финики.

— Он пришел и ушел, — спокойно сказал Арафат. — А я, как видите, все еще здесь — но вас мне за это благодарить не приходится.