Старик куда-то засобирался — шестое чувство Рами упорно ему об этом сигнализировало.
Прошлую ночь Шамрон провел особенно беспокойно — даже по запредельным стандартам Призрака Тибериаса. Долгое время он разгуливал из стороны в сторону по террасе, а потом несколько часов паял проводки в древнем приемнике фирмы «Филко», присланном ему из Штатов. В постель он не ложился, по телефону не разговаривал, зато принимал посетителя — Узи Навота, который явился к нему с виноватым видом. Старик разговаривал с ним на террасе минут пятнадцать, после чего Узи уехал, дав своей машине полный газ. Рами отметил, что, когда Узи возвращался к воротам, выражение лица у него было совсем другое — в глазах сверкала мрачная решимость, а губы кривились в довольной усмешке. Рами подумал, что, когда старика вызвали в ночь убийства посла телефонным звонком в Тель-Авив, у него на лице было точно такое же выражение.
Худшие подозрения Рами подтвердились, когда на террасе появилась дорожная сумка. Это была дорогая вещь итальянского производства, из черной кожи с позолоченными пряжками и застежками, воплощавшая собой шик и роскошь, охотником до которых старик никогда не был. На привязанной к ручке бирке были проставлены имя некоего Рудольфа Хеллера, а также адрес в Берне и бернский же номер телефона. Приняв все это в рассуждение, Рами окончательно пришел к выводу, что Шамрон собирается путешествовать инкогнито.
За завтраком Рами был сдержан и холоден — как мать, чье великовозрастное дитя собралось в поездку, не удосужившись заручиться ее согласием. Рами даже не присел за стол, а стоял в стороне, яростно пролистывая раздел спорта в газете «Маарив».
— Скажи мне, Рами, — произнес Шамрон. — Ты в самом деле читаешь или пытаешься выбить из газеты какое-то признание?
— Позвольте мне поехать с вами, босс.
— Больше никогда об этом не заикайся. Тебе, понятное дело, трудно в это поверить, но уверяю тебя, я знаю, что такое работа в поле. Я был «катса» — нелегальным агентом — еще в те годы, когда твои родители даже при всем своем желании не смогли бы произвести тебя на свет.
— Вы уже не так молоды, как прежде, босс.
Шамрон опустил утреннюю газету, которую просматривал за завтраком, и посмотрел на Рами поверх своих очков для чтения.
— Когда решишь, что созрел для этого, можешь лично проверить, в какой физической форме я нахожусь.
Рами наставил на Шамрона указательный палец и сказал:
— Бах, бах — и вы мертвы, босс.
В ответ на это Шамрон лишь улыбнулся и снова погрузился в свою газету. Десятью минутами позже Рами проводил старика к воротам и помог ему уложить сумку в багажник автомобиля. Потом Рами стоял в воротах, наблюдая за тем, как машина Шамрона отъезжала от виллы. Он не спускал с нее глаз до тех пор, пока она окончательно не скрылась из виду, словно растворившись в клубах розоватой галилейской пыли.
Глава 6
Цюрих
«Шлосс фармацевтикал» считалась крупнейшей компанией по производству лекарств в Европе и одной из крупнейших в мире. Ее исследовательские лаборатории, производственные помещения и дистрибьютерские центры были разбросаны по всему земному шару. Но штаб-квартира корпорации находилась в величественном сером здании на Банхофштрассе, одной из самых респектабельных улиц Цюриха, проходившей неподалеку от берега Цюрихского озера. Поскольку наступила среда, шефы различных подразделений и старшие вице-президенты собрались в обшитом деревянными панелями просторном зале на девятом этаже, где проводились еженедельные совещания руководящего звена. Мартин Шлосс сидел во главе большого стола для заседаний под портретом основателя компании, своего прадедушки Вальтера Шлосса. Мартин был стройным, элегантным мужчиной с седыми, аккуратно подстриженными волосами. Ровно в 12.30 он посмотрел на часы и поднялся с места, давая тем самым понять, что совещание окончено. Несколько сотрудников самого высокого ранга подошли к шефу обменяться с ним несколькими словами.
Кемаль Азоури собрал свои вещи и выскользнул из зала. Кемаль имел правильные черты лица, зеленые глаза, а также отличался высоким ростом и аристократически стройной фигурой. В фармацевтической империи Шлосса он занимал довольно видное место — и не только благодаря своей внешности. Воистину замечательной была и история его жизни. Родившись в лагере беженцев под Бейрутом, он получил медицинское образование в Бейрутском университете, после чего перебрался в Европу, где занялся исследовательской работой. Со временем он получил место в отделе продаж корпорации Шлосса. На этом поприще он продемонстрировал такие впечатляющие успехи, что через пять лет возглавил отдел по продажам ближневосточного подразделения компании. Эта деятельность требовала от него постоянных разъездов, оставляя мало времени для забот о семье и вообще какой-либо личной жизни. Но Кемаль, казалось, не испытывал никакого неудовольствия по поводу того, что ему так и не пришлось обзавестись женой и детьми. Его прельщали соблазны совсем иного свойства. Так, год назад ему пообещали, что через некоторое время он возглавит отдел продаж всей компании. Кроме того, за годы работы в компании он — не без помощи Шлосса, разумеется, — стал миллионером. Теперь Кемаль жил в большом доме с окнами, выходившими на реку Лиммаг, и разъезжал по Цюриху в служебном «мерседесе» с персональным водителем.
Спустившись на лифте, Кемаль вошел в свой офис — светлую просторную комнату с высоким потолком, устланными иранскими коврами полами и датской мебелью из ценных пород дерева. Из окон офиса открывался великолепный вид на Цюрихское озеро. Опустившись в стоявшее у письменного стола кресло, он извлек из атташе-кейса и просмотрел заметки, сделанные им во время совещания.
В кабинет вошла секретарша.
— Доброе утро, герр Азоури. Надеюсь, совещание прошло хорошо?
Она говорила с ним на немецком языке, и он ответил ей на столь же безупречном немецком:
— Очень хорошо, Маргарита, благодарю вас. Какие-нибудь сообщения были?
— Я оставила их на вашем столе, герр Азоури. Там же лежат билеты на поезд, а также список пражских отелей. Должна заметить, что вам следует поторапливаться, так как ваш поезд отходит через тридцать минут.
Кемаль пробежал глазами несколько полученных на его имя телефонограмм — ничего срочного. Выйдя из-за стола, он натянул пальто, водрузил на голову широкополую шляпу и замотал вокруг горла шелковый шарф. Маргарита протянула ему атташе-кейс и небольшую дорожную сумку.
Кемаль сказал:
— В поезде мне бы хотелось просмотреть кое-какие бумаги.
— Я не стану донимать вас звонками — разве что случится что-нибудь из ряда вон... Кстати сказать, водитель уже ждет вас внизу.
— Скажите ему, что на сегодня он свободен. Я прогуляюсь до вокзала Хауптбанхоф пешком. Надо же мне хоть как-то поддерживать физическую форму.
Когда Кемаль шел по Банхофштрассе мимо сверкающих витрин дорогих магазинов, с неба начал сыпать снег. Войдя в банк, Кемаль снял со своего счета крупную сумму наличными. Уложив деньги в потайное отделение атташе-кейса, он через пять минут снова вышел на улицу.
Оказавшись в здании вокзала Хауптбанхоф, Кемаль прошел через весь главный зал, временами останавливаясь и проверяя, нет ли за ним «хвоста», но ничего подозрительного не заметил. Потом он подошел к газетному киоску и купил в дорогу несколько газет и журналов. Передавая киоскеру деньги, он украдкой огляделся, но и на этот раз слежки за собой не обнаружил.
Наконец Кемаль вышел на платформу. Посадка на поезд Цюрих — Прага уже заканчивалась. Кемаль поднялся в вагон и двинулся по коридору в сторону купе первого класса. В его купе было пусто. Только он повесил на вешалку пальто и шляпу и присел на диван, как поезд тронулся с места и стал выползать за пределы станции. Кемаль достал из атташе-кейса купленные журналы и газеты и стал их просматривать, начав с европейского издания «Уолл-стрит джорнал». Потом он пролистал «Файнэншл таймс», лондонскую «Таймс» и взялся за французскую «Монд».