- На сто сорок три года, - уточнила Петровна, - и два месяца с малюсеньким хвостиком.
- Педант, - закашлялся дымом Булат, - ну, неважно. Итак, аспирантура. Одна из лучших кафедр находится тут, в Кощеевом царстве. Масса сложнейших волшебных артефактов, библиотека роскошная, доступ в богатейший архив, курация такого блестящего специалиста как Ягишна Никитична, мастер-классы у самого батюшки Кощея.... Эх, да что говорить! Не каждому богатырю достаётся такая путёвка в жизнь!
Петровна давно хлюпала носом и пыталась вытереть слёзы рукоятью меча.
- А ещё у меня невеста есть...была..., - всхлипывая, поделилась она, - Василисушка...как же теперь на ней жениться, если я не богатырь нынче? Дядюшка, да свижусь ли с любимой?
- Тут ещё и Василиса имеется? - удивился Евшиков, - а я не видел.
- Василисок у нас много, но они живут в других местах, - багатур вытер платком слёзы Петровне, - но ванькина Василиска из них самая красивая. Хотя, хочу заметить, что Ягишна Никитична самая примечательная женщина из всех, кого я когда-либо встречал. Евшик, будешь хрюкать по её поводу, я тебе зуб выбью, понял? Ну, вот... Мы с Ваней прибыли сюда недавно, устроились и сразу приступили к работе. И в один из дней, а точнее, ночей, когда мы были в экспериментальном походе, появился ты.
У Евшикова пересохло во рту.
- Ваня, у тебя фляга с собой? Хорошо, дай ему медовухи. Так вот, мы шли мимо Козлиной лужи, а там батюшка Кощей пытается межпространственный прокол заделать...
- А что это?
- А это, неуч неучёный, ключ колючий. Раньше у нас было только два ключа: кипучий, да горючий. И нам вполне их хватало. А ты нам третий ключ сделал. И, что характерно, мы его ничем закрыть не можем - ни одна затычка не держится. Так и ждём, что туда кто-нибудь провалится.
- Да кто туда сунется, - буркнул Евшиков, - там такие колючки торчат, что подходить страшно!
- Ага, идея Василисы Премудрой, - Булат задумчиво наблюдал за струйкой дыма, выплывающей из трубки, - единственное, что пока сработало. Но тогда кустов там ещё не было. Тогда оттуда тебя выкинуло, нам на горе. Ты был без сознания сначала, мы тебя положили на телегу и доставили к терему Никитичны. Ты был такой несчастный, такой слабый, мы и подумать не могли, что всё так плохо закончится. Но беды, конечно, не сразу начались. Сначала мы все осматривали межпространственный прокол, пытались его закрыть, связывались с остальным миром, передавали новости, встречали разных экспертов, ну и так далее. До тебя руки не сразу дошли. Когда вспомнили, что тебя хотя бы осмотреть надо, ты ещё лежал в беспамятстве.
- Где лежал?
- А там, где тебя оставили, - простодушно пояснила Петровна, - на телеге с сеном. Мы тебя туда положили и забыли.
- Ничего себе, - обиделся Евшиков, - как дрова в поленнице. А если бы я умер?
- Нет, такого счастья не случилось, - багатур скорбно вздохнул, - зато ты внезапно очнулся и заговорил. Надо было сразу голову тебе отрубить или, на худой конец, кулаком приложить, что бы ты замолчал. А мы рты пораскрывали и стояли, слушали. У нас слова такие никто и произнести не может, а тут целая поэма.
- Это, какие такие слова? - заинтересовался их собеседник, - точнее нельзя? А то от меня все слов требуют, а сами боятся. Вон, и ворота испугались, и паук этот сбежал, и вёдра вели себя странно... А я что? Я стараюсь, только вспомнить до конца не могу. Ну, и знать бы, в каком направлении поиск идёт. А то не очень понятно, каких конкретно слов всем не хватает.
- Ты! Ты снова что-то говоришь? - Булат в ужасе вскочил, - Евшик, а что именно ты вспомнил?
- Ну-у..., с вёдрами ты знаешь, хотя я ни одного слова сейчас не упомню, - Евшиков наморщил лоб, - ворота я, как бы это сказать, послать хотел, но не смог вспомнить, куда надо посылать. Да и, вообще, неясно, что это такое и как это. А пауку про мать какую-то говорил, которую куда-то надо было вложить, что ли... То ли в кадушку, то ли в качалку, самому непонятно. С пауком совсем неловко вышло - я в него старым веником Никитичны тыкал.
- Переживёт, - буркнул Булат и снова сделал затяжку, - у меня к тебе просьба, Евшик, со словами своими немножко пока молчи, а то всем худо будет. Ты уже наговорил: я, статный добрый молодец, в двенадцати годах обретаюсь, а Ванечка, наипервейший красавец и завидный жених в нескольких царствах, теперь поддельной Ягишной мается. Из батюшки Кощея наглядное пособие сделал, смотреть страшно, одна корона на голове из знакомого только и осталась! Баюна, нашего тигра поэтического, в банального болтливого кота превратил. А за белую лебедь, Ягишну Никитичну, просто убить тебя хочу! И убил бы, но ты нас всех назад обратить должен, посему, тебя неуча и дурака иномирного теплю.
- А я думал, - съязвил Евшиков, - Кощея боишься.
Какое-то время багатур смотрел на него, пристально и не мигая.
- Это тоже, - наконец-то сказал он, - я ему когда-то кандидатский минимум завалил, с тех пор почти каменный.
И постучал по себе кулаком.
- Слышишь, звук какой? Всё равно, что по статуе стучать. Так что, рекомендую быть благоразумным.
- Да не ёжься, Евша, - добродушно улыбаясь, сказала Петровна, - скоро всё устроится. Я Никитичну подслушал, когда она по блюдцу с батюшкой Кощеем на очередную связь выходила. Так он ей сказал, что везёт правильного и сильного эксперта по волшебному слову, который нам всё и скажет. А как скажет, так и будет.
- Евшик, не трясись так, не то крыльцо рухнет, - фыркнул Булат и с интересом спросил Петровну, - А он, эксперт этот, тоже такое говорить умеет?
- Не умеет, - вздохнула Петровна с сожалением, - но знает, что с нашим неучем делать надо. По крайней мере, Никитична думает, что знает.
- Что это такое со мной делать надо? - взъерепенился Евшиков, чувствуя, как у него от ужаса шевелятся волосы на голове, - эксперта ждёте, а сами меч притащили?!
- Ах, меч, - Петровна замялась, - это я подумал, что, может, мы и сами справимся. Глядишь, батюшка Кощей, если б дело вышло, мне результат как докторскую сразу бы засчитал, учитывая огромный практический материал, так сказать.
И, вздохнув, она потупились. Евшиков, в принципе, ей верил, но почему-то страшно боялся неведомого практического материала. Тем более, что у багатура на лице появилась неприятная кривая улыбка.
- Но мы ещё можем решить все вопросы, - зловеще прошипел Булат, - ты, неуч, кого больше боишься: меня или эксперта неизвестного?
И выразительно щёлкнул зубами. А потом звонко засмеялся, глядя, как Евшиков отпрыгнул в сторону.
- Прыгучий ты, Евша, смешно это, - Петровна, посмеиваясь, стукнула мечом в ножнах по ступеньке, - дурной только. Даже жаль тебя бывает. У Булата просто шутки глупые, так-то он добряк и балагур. А ты всё думаешь, что он тебе ущерб нанести может. А дядюшка и мухи пальцем не заденет, что ж говорить про неуча неразумного!
Евшиков и Булат воззрились на Петровну с немым изумлением.
- Именно! - разошлась та не на шутку, - ни муху, ни змея, ни волка серого, ни даже батюшку Кощея! И душа у него нежная!!! Прямо девичья!
При этих словах багатур, невнятно хрюкнув, выронил изо рта трубку. Лицо его стало красным, руки судорожно нащупывали нож на поясе. Однако, Петровна словно не замечала невменяемое состояние своего товарища. Она вскочила и, преодолев в два шага крыльцо, заорала Евшикову прямо в ухо:
- Мухи не тронет, а пендаля даст, как я тебе сейчас навешаю!! И бить буду, пока всё не вспомнишь, гадюк иномирный!
К дикому ору Петровны примешались отчаянный вопль Евшикова и залихватский свист багатура.
- Прекратить балаган, - холодный голос парализовал шумную троицу, - что за безобразие вы тут устроили?
Внизу, у крыльца, стояло пятеро. Ягишна Никитична что-то тихо нашёптывала высокой красивой, с неприятно цепким взглядом, девушке. Та молча кивала в такт ягишниным словам и, с лёгким прищуром серых глаз, рассматривала присмиревших богатырей и бледного дрожащего Евшикова. Рядом с женщинами стоял щуплый, невысокий, загоревший до черноты, в выцветшей военной форме, мужчина. Из-за ремня на поясе торчала пилотка с яркой красной звёздочкой, на плечах висели потёртый вещмешок и тщательно начищенная трёхлинейка. На губах у незнакомца застыла добродушная улыбка, в пальцах дымилась самокрутка с махоркой. У самого крыльца возвышалось длинное, с проступающим сквозь землистую кожу скелетом, чудовище с золотой короной на голове. Пятым был ягишнин кот с неизменным обрывком золотой цепи в лапах. В наступившей тишине, мерно поскрипывая суставами, чудовище поднялось по ступенькам и произнесло: