Раздался свисток «Старины Тома», означающий пятнадцатиминутную готовность к отправлению. Машинист уже разводил пары, пробуждая паровую душу «Тома», и из-под паротяга во все стороны расходились облака тумана. Второй свисток будет значить пятиминутную готовность и окончание посадки пассажиров. После второго свистка в вагон никто не сядет, пусть он хоть принц крови. Адам взглянул на хроно, а когда поднял голову, увидел, как к его вагону в облаке пара идет молодая леди в дорожном платье, неся небольшой чемодан. До второго свистка оставалось менее двух минут, и Адам бросился к ней на встречу. Она, увидев его форменный сюртук, облегченно вздохнула, устало улыбаясь:
- О, благодарю Вас, молодой человек. Не знаю, что бы я без вас делала. Этот монстр весит, кажется, целую тонну!
- Миледи, нужно было взять носильщика у касс, - учтиво произнес Адам, стараясь не показывать, насколько ему приятна её похвала. Тем временем пассажирка из рукава достала изрядно помятый билет:
- Надеюсь, я не опоздала и это - старина «Том»?
- Всё верно. Вы успели в самый последний момент, леди. Вот сейчас раздастся второй свисток и Вас бы уже не пустили в вагон.
- Тогда хорошо, что этого не случилось, - её улыбка ослепляла, и в какой-то миг Адам понял, что скалится, как мальчишка. Подав пассажирке руку, он сопроводил её внутрь вагона и только тогда взглянул на номер места. Купе номер три. Уф! Поездка обещала стать небезынтересной.
В гостевой части купе за столом сидел Мастер времени, перед ним были разложены запчасти какого-то механизма. А на голове надеты те забавные очки, которые в первую очередь заприметил Адам на перроне:
- К Вам попутчик, сэр, - произнес Адам, пропуская вперед себя леди. Мастер резко поднялся, отставив инструмент, и поприветствовал вошедшую безукоризненным наклоном головы. - Миледи.
Уложив чемодан леди в её отделение, Адам вышел на перрон и в этот миг машинист дал третий, самый протяжный свисток, означавший, что до отбытия поезда оставалась одна минута. Ему оставалось лишь убрать поручни и закрыть дверь вагона, что он и проделал автоматически. Дальнейшее путешествие требовало от Адама роли мальчика на побегушках, если можно было так выразиться: требовалось следить за паровой установкой в вагоне, спрашивать о нуждах пассажиров, а так же убираться в комнатах и коридоре вагона.
Вечером, когда электрические лампы сделали полумрак вагона чуточку уютнее, из своей комнаты в гостевую вышла его пассажирка. Она была одета по последней моде - в жакет с кармашками и длинную юбку с длинным разрезом до середины левого бедра, который скорее выставлял напоказ, чем скрывал кобуру с дамским «Ремингтоном» 38 калибра.
- Позволите посидеть с вами, Мастер?
- Желание леди - закон для джентльмена, - улыбнулся он в ответ.
Она уселась в кресло напротив стола, уютно устроившись, и первое время просто смотрела на мелькающие в дали огни станций и полустанков. Иногда с приветственным криком мимо пролетал другой паротяг, и тогда старина «Том» в ответ гудел, вызывая неизменную улыбку у Мастера.
- Могу ли я поинтересоваться, - нарушила молчание нежданная попутчица, - почему вас называют Мастером Времени?
- Всё это людские предрассудки, леди...
- Леди Офелия, - приятно улыбнулась соседка Мастера.
- Однако, Ваш батюшка был большим оригиналом, да простится мне подобная дерзость, - мастер первый раз за вечер посмотрел прямо в глаза своей соседке. На него смотрели внимательные карие глаза, но в них чудилось что-то двойственное, Мастеру трудно было подобрать сравнение. Ведь ни в одни женские глаза он не смотрел так долго. Казалось ли ему это чем-то постыдным? Он и сам этого не знал, но в сей миг сам взгляд в глубины её души показался ему чем-то несдержанным, первобытным, сродни древнему таинству друидов, чьими потомками считали себя гордые бритты.
Встряхнувшись, он обнаружил, что прошло несколько минут, хотя ему они показались всего лишь мгновениями:
- О, простите мне мою навязчивость, юная Офелия. Старик совсем растерял приличия.
- Не надо просить прощения, Мастер, - голос Офелии внезапно показался ему на пару тонов ниже, а в лице попутчицы мелькнули хищные нотки, то ли скулы заострились, то ли запали глаза. Но всё это он списал на игру теней. Потому что спустя еще один миг лицо Офелии приобрело прежнюю миловидность. - Мы все когда-нибудь подходим к пределу своих возможностей. И нет ничего стыдного в том, чтобы признать это.