Выйдя на улицу, она окинула себя еще одним придирчивым взглядом. Длинная юбка с разрезом до середины бедра, жакет с пышным воротником и шляпка с маленькими закруглёнными полями. Всё тёмных оттенков, что подчёркивало аристократичную бледность её лица.
Поймав кэб, который ворча, словно старик, медленно катился по мостовой, она доехала до Соррингтон-плэйс, но не стала останавливаться прямо у дома Гартнеров, а проехала чуть дальше. Свернув на маленькую улочку, кэбмен остановил свой транспорт и с подозрением посмотрел на кота. Сунув ему несколько пенсов, Офелия вышла и прогулочным шагом отправилась в сторону места убийства. Еще издали она увидела стоящего на углу перед домом копа. Требовалось изменить план и при других обстоятельствах она, возможно, так бы и поступила. Но сегодня время поджимало, поэтому Офелия решила пойти ва-банк. Не сбавляя шага, она направилась к полисмену и, поздоровавшись, начала разговор о погоде, внешней политике в отношении аллеманов, королях и капусте. Спустя полчаса она знала, что Джон (так звали констебля) всё еще не женат, что пост выставлен по просьбе главы дома. Выпытав у молодого человека кучу подробностей, Офелия старательно охала и ахала, а когда речь шла об останках несчастного дуэлянта, потеряла сознание. При этом корзинка с дурно мяукающим котом откатилась в сторону. Чёрной молнией Ангел метнулся в кусты, высаженные вдоль забора. Молодой полисмен поначалу растерялся, затем подхватил тело девушки на руки, и отнёс её в гостиную, крикнув слуг. Улучив момент, Офелия приоткрыла один глаз, чтобы проверить обстановку. Она уже слышала голоса прислуги, поэтому снова притворилась впечатлительной девицей.
На зов констебля явилась целая свора слуг. Офелии тут же поднесли нюхательную соль и она, чихнув, открыла глаза.
- Прошу прощения, - произнесла она глядя виноватыми глазами на констебля, - не стоило мне быть столь любопытной.
Слуги, посчитав происшедшее исчерпавшим себя, тут же отправились по своим делам, оставив пострадавшую с полисменом и дворецким, столь чопорной внешности, что Офелии против воли захотелось облить его чем-нибудь.
- А могу я взглянуть на место происшествия? - вдруг спросила она глядя умоляющими глазами на Джона. - Буквально секундочку.
Чопорный дворецкий стал еще чопорней, но лёд констебля уже треснул. Стоять целый день у ворот дома, хозяева которого не предложили даже чашку чая, было не тем, чем он хотел бы заниматься.
- Я провожу юную леди к выходу, Чедвик, - наконец произнёс полицейский. Когда он подавал руку Офелии, их взгляды встретились, и он подмигнул ей. Чедвик удалился, держа осанку так, словно Его Величество принимал у него экзамен. Идя по полутёмному коридору, Джон придерживал её за локоть, являя собой образец джентльмена. Наконец он толкнул какую-то дверь, и узкая полоса света едва осветила проход. Он молча показал ей, что можно войти. Это оказался кабинет, в котором слуги старались навести максимум порядка после совершения преступления, как только Скотланд-Ярд объявил, что улики не найдены. Но следы крови всё же виднелись на стенах и потолке. Несмотря на титанические попытки их вывести.
- Его славно разделали, - неожиданно произнёс констебль. - Но, знаете, - еще тише добавил он, - собаке - собачья смерть. Я служил некоторое время под его командованием в Хиндии. И худшего командира не сыскать. Однажды мой сослуживец Теренс Дарбей отказался расстреливать туземца, так Гартнер избил его до полусмерти. А на трибунале сказал, что тот пытался поднять мятеж против короны. Нас всех запугали, а Теренс отправился в Австралию .
- Это многое объясняет, - промолвила себе под нос Офелия. - Многое, но не всё.
Распрощавшись с молодым констеблем, она вышла на улицу, подобрала свою корзинку, в которую тотчас же залез Ангел, и вышла на Соррингтон-плэйс. Кусочки мозаики стали складываться в картинку, но до её полного собрания было еще далеко. Эпизоды биографии умершего многих бы вывели из себя, но способ убийства слишком необычен. Что также давало дополнительную пищу для размышлений. Следовало установить вид оружия, которым были нанесены смертельные раны. А самое главное - исполнителя. Подойти вплотную к человеку, многие годы прослужившего на войне, достаточно сложно, если не сказать - невозможно.