— Но правда заключается в другом. Она действительно проститутка. В настоящем мире — она девка из бара, профессиональная подстилка для завсегдатаев.
— Ну да' — по — прежнему не верила Марша. — Мы с ней долго говорили по телефону. Она что — то вроде официантки. Очаровательный ребенок.
— Милая, ты бы видела ее в рабочей форме…
Он умолк при появлении Силки. В своем целомудренном наряде деваха была свежа, как огурчик.
— Джек, ты меня удивляешь. — Марша опять отправилась на кухню. — Как тебе не стыдно!
Гамильтон, чувствуя себя полным идиотом, побрел прочь. Черт с ними!.. Он взял вечерний выпуск «Окленд трибюн», шлепнулся на диван, закрывшись газетой от Силки, и пробежал глазами заголовки.
ФАЙНБЕРГ ОБЪЯВЛЯЕТ О НОВОМ ОТКРЫТИИ: ГАРАНТИРОВАНО ИЗЛЕЧЕНИЕ АСТМЫ!
Статья на первой полосе снабжалась фотографией улыбающегося упитанного лысика, который словно рекламировал средство для полоскания рта. Заметка повествовала о его открытии, потрясшем мир. На первой полосе первая колонка.
Колонка вторая подробно рассказывала об археологических раскопках на Ближнем Востоке. Черепки, горшки и вазы… Обнаружен неизвестный город Железного века. Человечество затаило дыхание…
Джека посетила любопытная мысль: а как же холодная война? И, если уж на то пошло, что стало с Россией? Джек быстро пролистал газету. То, что он обнаружил, заставило волосы подняться дыбом.
Россия как географическое понятие исчезла. Уж слишком отрицательные эмоции она вызывала. Миллионы людей, миллионы квадратных миль суши испарились! Что же осталось на ее месте? Бесплодная равнина? Или колоссальная бездна?..
Забавно, что газета вообще выпущена без привычной передовицы, без сенсационных заявлений и разоблачений. Публицистика, если ее можно так назвать, сразу окунала читателя в грязновато — розовый прудик домохозяек: мода, светские сплетни, свадьбы, разводы, распродажи и реклама. Комиксы? Отчасти они тоже присутствовали — детский юмор, а также бытовые зарисовки. Но «страшные» комиксы, с драками и насилием, исчезли. Конечно, беда невелика. Но белые пустоты на газетном листе как — то обескураживали.
Вероятно, так же выглядел сейчас и север Азии: гигантское белое пятно, где еще недавно, во зло или во благо, теплились миллионы жизней. Эдит Притчет, пожилая располневшая дамочка, решила, что жили они напрасно. Россия раздражала ее; новости об этой стране докучали, как назойливый комар.
Кстати, о насекомых! Джек не заметил вокруг ни мух, ни комаров. Или, скажем, пауков. Когда мадам Притчет испустит последний вздох, мир станет весьма приятным для жизни… если уцелеет само понятие жизни.
— Скажи, — обратился он к Силки, — тебя не беспокоит, куда — то вдруг пропала Россия?
— Вдруг чего?.. — Силки оторвала взгляд от иллюстрированного журнала.
— Забудь! — махнул рукой Джек. Отшвырнув газету, он отправился на кухню. — От этого можно свихнуться! — бросил он жене.
— От чего, дорогой?
— Им всем просто наплевать! Марша краем уха слышала их разговор.
— Но России ведь никогда и не было!.. Зачем же беспокоиться о ней?
— А побеспокоиться следовало бы. Если бы миссис Притчет упразднила письменность, тоже бы никто не волновался. Даже не почувствовал бы потери, понимаешь?
— Если не чувствуешь потери, — задумчиво проговорила Марша, — стоит ли о ней говорить?
Джека сразила неоспоримость логики. И теперь, пока обе женщины накрывали на стол, он пребывал в задумчивости.
— Но это еще хуже! — вновь наехал он на Маршу. — Худшее из всего, что происходит. Эдит Притчет перекраивает мир, коверкает судьбы людей, а они даже не замечают. Это ужасно.
— Почему?! — взорвалась Марша. — Может, наоборот… — Понизив голос, она кивнула в сторону Силки. — Что ж тут ужасного? Неужели раньше она была лучше?
— Речь не об этом. Вопрос в другом… — Джек сердито направился вслед за женой. — От Силки не осталось и следа. Теперь это совсем другая личность. Восковая фигура, слепленная госпожой Притчет и подсунутая на прежнее место.
— А мне кажется, что это именно Силки.
— Ты же никогда ее раньше не видела.
— И слава Богу! — парировала Марша.
Жутковатое подозрение медленно заползало Джеку в мозг.
— Тебе это, видно, по душе! — тихо проговорил Джек. — Ты бы предпочла, чтоб все оставалось без изменений.
— Я этого не говорила, — уклонилась Марша от прямого ответа.
— Да, да! Тебе нравятся эти… нововведения!
Марша остановилась на пороге кухни с ложками и вилками в руках.
— Я об этом сегодня думала. Знаешь, действительно, теперь все намного чище и приличней. Нет того безобразия. Проще стало, что ли. Пришло в некое подобие порядка!
— Только осталось не так уж много.
— Ну и что?
— Может статься, мы сами еще окажемся нежелательными фрагментами. Ты не подумала об этом? — Джек возмущенно ткнул кулаком в стену. — Мы под колпаком! Оглянись вокруг — нас уже перекроили, слепили по — новому. Мы — бесполые уродцы. Тебе это нравится?
Марша не нашлась, что ответить.
— Тебе нравится!.. — задохнулся от ужаса Гамильтон.
— Позже поговорим, — сухо заметила Марша, унося столовые приборы.
Схватив жену за руку, Гамильтон грубо потащил ее назад.
— Ответь! Тебе нравится, как все закрутилось? Ты, может быть, рада, что суетливая толстая старуха изгоняет секс из этого мира!
— Если честно, — медленно проговорила Марша, — на мой взгляд, небольшая чистка миру не повредит. И если мужики не могут держать себя в руках… или не хотят…
— Должен тебе кое — что сказать, дорогая! — угрожающе заворчал Джек. — Еще быстрей, чем Эдит Притчет упраздняет реалии, я собираюсь их возродить. И первым я верну секс. Прямо с сегодняшней ночи.
— Ну конечно, конечно! Ты ведь чокнулся на сексе, только об этом и думаешь!
— Буду трахаться с подругой! — Гамильтон мотнул головой в сторону гостиной, где Силки умиротворенно расправляла скатерть на столе. — Затащу ее вниз — и поехали!
— Милый, — деловито заметила Марша, — это невозможно.
— Почему?..
— Она… — Марша сделала неопределенный жест, — у нее нет того, что тебе нужно…
— А в остальном тебе наплевать?
— Ну не сходи с ума. Это беспредметный разговор. Ты ведь не стал бы спорить о розовых крокодилах. Их не существу — у — ет!
Широким шагом Гамильтон ринулся в гостиную и схватил Силки за руку.
— Пошли! — отрывисто приказал он. — Спустимся в подвальчик послушать квартеты Бетховена.
Недоуменная девушка, спотыкаясь, неохотно побрела за Джеком.
— А как же обед?
— К черту обед! — Он рывком распахнул дверь на лестницу. — Поторопись, пока Притчет не упразднила музыку.
В подвале было холодно и сыро. Гамильтон включил обогреватель и спустил шторы. Когда вместе с теплом вернулся уют, Джек принялся пачками доставать пластинки.
— Что будем слушать? — спросил он нервно. Перепуганная Силки жалась к дверям.
— Я хочу есть! Марша приготовила чудный обед…
— Только скот ест! — проворчал Гамильтон. — Отвратительное занятие. И неприличное! Я отменил его.
— Не понимаю! — жалобно заныла Силки. Включив усилитель, Гамильтон подкрутил регуляторы.
— Что скажешь о моей системе? — гордо спросил он.
— М — м… симпатичная.
— Симпатичная… Параллельный выход в противофазе! Никаких искажений вплоть до тридцати тысяч герц. Одних низкочастотных колонок — четыре! Восемь — высокочастотных. Трансформаторы ручной работы. Алмазный звукосниматель, идеальная кинематика! — Он поставил пластинку на проигрыватель и, не удержавшись, добавил: — Способна крутить восьмитонный груз без потери скорости хотя бы на десятую процента! Неплохо, а?
— Угу.
Зазвучала «Дафнис и Хлоя»… Добрая половина фонотеки загадочным образом испарилась — в основном современные аранжировки или эксперименты с ударными. Миссис Притчет предпочитала добротных классиков: Бетховена, Шумана, тяжеловесные концерты, привычные для слуха человека пуританских устоев. Утрата любимой коллекции Бартока привела Джека в страшное уныние. Вещи Белы Бартока лучше всего ложились Джеку на душу, отзываясь самым интимным переживаниям. Нет, жить в мире миссис Притчет нельзя — старуха постраш — ней Тетраграмматона.