Моргон мысленно увидел звезды на своем лице, звезды на арфе, звезды на мече. Он посмотрел на себя как на героя какого-то старинного сказания - князь Хеда, работает на жатве, подставляя обнаженную спину солнцу, озабочен болезнью дерева, ищет потерявшуюся овцу, определяет погоду по цвету облаков или по тому, легко или тяжело дышится с утра, живет простой, лишенной любопытства жизнью своей земли.
Затем он увидел юношу, приехавшего с острова Хед, в мантии студента Кэйтнарда, до поздней ночи склоняющего голову над старинными книгами; губы его беззвучно движутся: загадка, ответ, толкование, затем снова загадка, ответ, толкование. В одно прекрасное утро он по собственной воле отправляется в холодную башню Аума, оказываясь лицом к лицу со смертью, и ни имя, ни право первородства - ничто не может его спасти, ничто, кроме его собственной головы на плечах.
Он увидел, как князь Хеда с тремя звездами во лбу покидает свой остров, находит звездную арфу в Имрисе, находит меч, имя и намек на свою судьбу в Херуне. И две эти фигуры из старинного сказания - князь Хеда и Звездоносец стоят отдельно друг от друга, он не может найти ничего, что бы их объединяло.
Моргон наломал сучьев и бросил их в огонь, мысли его обратились к Высшему, чье жилище лежало в центре одной из гор далеко на севере. Высший с самого начала предоставлял людям свободу выбора их собственного предназначения. И единственным его законом был земельный закон - закон, который передавался от земленаследника к земленаследнику , точно дыхание самой жизни: если бы Высший умер или отменил свою огромную и неотвратимую власть, он обратил бы свое царство в пустыню. Свидетельства его власти были едва заметными и неожиданными. Люди относились к нему с благоговением и доверием, он общался с правителями неизменно любезно, через своего арфиста. Его единственной заботой была земля, его единственный закон - закон, укоренившийся в его землеправителях глубже, чем мысль, глубже, чем мечта.
Моргон вспомнил ужасную историю об Авне из Ана, который, пытаясь прогнать армию Хела, поджег Ан и отправил огонь бушевать по половине своих земель и уничтожать урожаи, фруктовые сады, опустошать холлах и речные берега. Избавившись наконец от армии Хела, он очнулся, совершенно изможденный, и понял, что утратил свое тонкое, не поддающееся описанию понимание сути вещей, которым он всегда обладал со времени смерти своего отца, словно невидимым глазом. Его земленаследник, охваченный горем, вбежал в его комнату и остановился, удивленный тем, что нашел Авна все ещё живым...
Костерок сделался ниже, точно животное, свернувшееся перед тем, как уснуть. Моргон подбросил в него хворост, и огонь снова начал пробуждаться. Авн покончил с собой. Чародей Талиес, методичный и острый на язык, который ненавидел Авна за его воинственность, со вкусом описал этот случай и упомянул о нем заезжему купцу, после чего через три месяца все сражения во владениях Высшего внезапно прекратились. Мир не продержался долго - пограничные битвы и сражения за королевскую власть не закончились навсегда, но случались с тех пор значительно реже и не были такими опустошительными. А потом начали расти порты и крупные города - Ануйн, Кэйтнард, Кэруэддин, Краал, Кирт...
Но нынче какая-то неизвестная, темная сила, о которой жители большинства стран и не подозревали, начала устанавливаться у берегов владений Всевышнего. С тех самых пор, когда ещё были живы волшебники, не бывало подобной силы; сами чародеи, деспотичные и своевольные, никогда и не помышляли о том, чтобы убить землеправителя. Не было даже намека на эту силу ни в легендах, ни в истории стран, пока, нарушая молчание веков, она не поднялась, чтобы встретить Звездоносца в Кэйтнарде. Перед взором Моргона в огне проплыло лицо - белые, как пена, мигающие глаза, блеснувшие, точно мокрые водоросли, ракушки... В них была улыбка - улыбка понимания, они знали, о чем Моргон думал...
Он наконец добрался до главного вопроса, губы его шевельнулись, шепча:
- Почему?..
Холодный ветерок подул с реки, заставив пламя костра задрожать, и Моргон вдруг осознал, насколько крошечным был этот его костерок по сравнению с невероятной громадой окружающей его тьмы. Его охватил внезапный страх, одновременно с этим он почувствовал, что замерз, пока лежал вытянувшись и слушал журчание воды, шум деревьев и шуршание палых листьев. Ветер все усиливался. Моргон улегся на другой бок. Костер его, набрав было силу, снова начал гаснуть, звезды мигали среди голых черных ветвей, и казалось, что они дрожат от холода. Упало, глухо стукнувшись о землю, несколько капель дождя, твердых, как желуди. Страх Моргона отступил так же внезапно, как и охватил его несколько минут назад, он вытянулся и наконец уснул.
На следующий день, следуя по течению Квилла, Моргон добрался до моря. Хлурле, небольшой портовый город, состоящий почти целиком из скромного причала да средоточия складов, гостиниц и маленьких неказистых домишек, скорчился под туманной полосой дождя, пришедшего со стороны моря. Среди рыбацких лодок стояли на якоре два корабля со свернутыми голубыми парусами. Никого не встретив на пути, Моргон, промокший и дрожащий, подъехал к пристани, слыша перекрывающий шум дождя грохот цепи, скрип дерева и редкие толчки лодок о причал. Впереди разрезал мокрый воздух свет, льющийся из окон маленькой таверны. Моргон остановился возле неё и спешился под широкими скатами крыши.