— Да, Орден сможет хоть как-то организовать жизнь в баронстве.
— Я решила проверить, насколько Орден достоин доверия и поручила им охрану порядка, — она посмотрела на него, улыбнулась и продолжила, — мы же с тобой об этом до хрипоты спорили. Помнишь?
— Да, — улыбнулся Ланцо в ответ, — и, надо сказать, что это было не худшим решением.
— Да, они, худо-бедно, справляются.
— И ещё, я должен спросить и об этом, — она удивлённо посмотрела в лицо главному стражнику и во взгляде её было любопытство, — вы передаёте феод Ордену только по изложенным сейчас причинам, или надеетесь заручиться поддержкой церкви в надежде на лучшее посмертие?
— Знаешь, мой старый друг, — задумчиво протянула баронесса, — я долго размышляла о смерти, посмертии, богах, — он опять печально улыбнулась, — ситуация, знаешь ли, располагает к подобным размышлениям. Так вот, Церковь Почившего Бога у меня ассоциируется, ты не поверишь, с купеческой гильдией. Где у них не копни, а наружу снова и снова вылезает шкурный интерес. Если Почивший Бог и существует где-нибудь там, в горних высях, то никакого отношения к Церкви Почившего Бога он не имеет, и, я подозреваю, иметь не желает. А потому, глупо рассчитывать на церковников, которые пекутся только о собственном благополучии. И я пришла к выводу, что наше посмертие зависит от того, как мы прожили нашу земную жизнь. А что там, за порогом, мы не знаем. Никто оттуда не возвращался, чтобы поведать нам о том, что ждёт нас там, за чертой Последнего Вздоха…
— В одной старой песне пелось, — взгляд Ланцо расфокусировался, и он продекламировал, — смерть сама по себе не страшна, страшно то, что это уже навсегда1.
— Да, если это произойдёт, то это уже не изменишь… — прошелестел голос баронессы, — Ланцо, извини, я пойду прилягу, что-то худо мне. Скажи Фасте, пусть она меня позовёт, когда нотариус приедет.
— Я тоже пойду, баронесса, — начальник охраны склонил голову, — надо проверить караулы на стенах.
— Иди, Ланцо, иди, — и баронесса вошла в неприметную дверь в стене, позади стола, которая вела в комнату отдыха.
Кабинет растворился в медленных потоках астральных энергий, а через несколько секунд я уже ощутил себя, сидящим в кресле перед зеркалом.
Теперь понятно, почему духовник баронессы был столь пассивен. Ему ничего не надо было делать, ну, разве что, использовать слабости людей, окружающих баронессу в своих интересах, потихоньку подталкивая их в нужном направлении и побуждая к определённым действиям.
А интерес Ордена понятен. Особенно в текущих условиях. Подконтрольное баронство, это отличный плацдарм для экспансии, имеющей своей окончательной целью приведение всех свободных доминионов под руку Ордена Паладинов Почившего Бога.
Эта часть мозаики сложилась. Теперь надо бы узнать, как так получилось, что это тело осталось бесхозным, и, в конце концов, досталось мне. Если я это узнаю, то окончательно восстановлю всю цепочку событий, в результате которых и сформировалась текущая ситуация. Ну, и, заодно, познакомлюсь со всеми действующими лицами этой вялотекущей драмы.
От мыслей меня отвлекло царапанье и шуршание за дверью. Не иначе, как Зайка завершила свою вылазку, пришла домой и теперь скребётся, как стремящаяся попасть домой загулявшая кошка.
1 Цитата взята из песни группы «Крематорий» «Некрофилия»
Глава 11
— жертвоприношение
Зайка просочилась мимо меня в комнату и, даже не дождавшись, пока я закрою за ней дверь на задвижку, спросила:
— Ты же был в астрале?
Я обернулся к ней. Развратные чёрные глаза с надеждой и ожиданием смотрели на меня, розовый язычок медленно облизывал губы. Скромное, в общем-то, платье волшебным образом плотно обтянуло её грудь, совершенно не скрывая аппетитных форм этих манящих выпуклостей. И юбка, хоть и была задумана, как сравнительно широкая и свободная, но, как-то вот, очень уж выгодно облепила её, в высшей степени заманчиво, вздёрнутую попку и крутые бёдра.
— И как ты по городу-то в таком вызывающем наряде-то ходила? — удивлённо спросил я, видимо, таким образом среагировав на очередной всплеск тестостерона, — как тебя в околоток стража-то не загребла, за внешность, оскорбляющую общественную мораль и нравственность? Стыдоба!