Сам поединок был скучен. С первых же мгновений мне стало кристально ясно, что баронет не имеет никакого понятия о рукопашном бое. Он пытался меня пришибить своими пудовыми кулачищами, широко замахиваясь и корча мне грозные рожи, угрожающе шевеля усами. Я, для того, что бы не показаться уж очень умелым бойцом, некоторое время убегал от него уворачивался и отпрыгивал. Выражение лица сохранял испуганное и напряженное. Но, когда прошло минут пять этой клоунады, я решил, что пора заканчивать. Дождавшись, когда баронет в очередной раз оттянет назад руку в богатырском своём замахе, я подшагнул к нему почти вплотную и быстро пробил двоечку ему в грудь. Дыхание оппонента сбилось. И я тут же завершил бой красивым апперкотом. Мой кулак, напитанный энергией ци, врезался в героически выпяченную челюсть аристократа. Челюсть хрустнула, а благородный господин Радвис мешком осел на утоптанную землю.
Я, посмотрев на распростёртое в пыли тело, хмыкнул, развернулся и отправился в номер. С удовлетворением услышал гневные слова одного из подручных баронета:
— Ты за это поплатишься! Скоро поплатишься! Мы этого тебе так не спустим, холоп!
— Значит, — подумал я, довольно улыбаясь, — сейчас они побегут за стражей, раз у самих духу не хватило ткнуть мне в спину кинжалом.
Раздался ожидаемый мною стук в дверь. Открыв её, я уткнулся носом в тщательно начищенную кирасу возвышавшегося надо мной бравого стражника. Его товарищ, что был немного пониже, нерешительно топтался сзади.
— Ты сейчас пойдёшь с нами, — провозгласил высокий стражник, — ты обвиняешься в нападении на аристократа.
— Сейчас, позвольте, я оденусь? — спросил я, заискивающе заглядывая в глаза представителя власти и изображая испуг и замешательство, чем немало порадовал блюстителей порядка. Они сразу преисполнились сознанием собственной важности и самодовольно поглядывали на мою испуганную физиономию. Пусть порадуются, что мне, жалко, что ли?
— Пять минут, — объявили мне, и я скрылся за дверью. Очень быстро накинув на себя костюм, я вызвал Зайку, и наказал ей сидеть дома и охранять наше добро. Улыбнувшись ей на прощание, я отдался в руки закона, то есть вышел в коридор. Служивые встали по бокам от меня, и мы с ними двинулись по направлению к управе городской стражи, где и должно было состояться разбирательство.
Глава 15
— визит к начальнику стражи
После пяти минут неспешной ходьбы мы оказались перед длинным двухэтажным каменным зданием с черепичной крышей, у входа в которое стоял хмурый пожилой стражник, опирающийся на здоровенную алебарду.
— Задержанный, — кивнул на меня мой суровый провожатый.
— Заходите, — часовой чуть посторонился, пропуская нас в прохладную полутьму небольшого холла, откуда в обе стороны уходили длинные сумрачные коридоры. Мы двинулись по тому, что уходил вправо. Наше шествие возглавлял высокий стражник, за ним озираясь, плёлся я, а, уже позади меня, сосредоточенно сопел второй конвоир, изредка подгонявший меня тычками в спину.
Мы остановились у одной из безликих дверей. Спустя несколько секунд эта дверь распахнулась, и меня впихнули в тесную мрачноватую комнатушку. В комнатушке стоял затхлый полумрак, который безуспешно пыталась рассеять одинокая свеча, примостившаяся на столе перед сидящим за ним чиновником самого затрапезного вида. Он оторвал от бумаг, разложенных перед ним, свой взгляд. И взгляд этот, неожиданно для меня, оказался внимательным и цепким. Писарь меня критически оглядел и неразборчиво пробормотал что-то себе под нос.
— Садись вон на тот табурет, — он кивком указал мне, куда следует сесть, — и жди. Следователь сейчас подойдёт и займётся тобой, — тут же снова уткнулся в свои бумаги, изредка делая пометки в каком-то журнале.
Я, будучи ненадолго предоставленным самому себе, огляделся. Крашеные синей краской стены, высокий, белёный извёсткой потолок, и, к моему удивлению, где-то под этим потолком пряталось ещё и небольшое слюдяное окошко, забранное решёткой и наглухо затянутое паутиной, так что света через него, считай, в комнатушку и не попадало вовсе. В дальнем углу стоял массивный шкаф. И всё. Эдакий, канцелярский минимализм. Я минут, наверное, десять обозревал этот убогий интерьер, постепенно погружаясь в дрёму под тихий скрип чиновничьего пера.