— У них нет моего опыта, дорогая. Гм-мм… Кажется, я что-то читал… где-то… Так, где же?.. Подожди. — Бэйкер поднялся и со слабым хлопком исчез. Джизбелла нервно мерила веранду шагами, пока, через двадцать минут, он не появился вновь с потрепанной книгой в руке и с торжествующей улыбкой на лице. — Нашел! Ты воистину можешь восхищаться моей памятью!
— К черту твою память. Как с его лицом?
— Сделать можно. — Бэйкер перелистал хрупкие выцветшие страницы и задумался. — Да, это можно сделать. Индиготиновая кислота. — Вероятно, ее придется синтезировать, но… — Бэйкер захлопнул книгу и уверенно кивнул. — Я могу это сделать. Жаль только портить такое уникальное лицо.
— Да забудь ты про свое хобби! — злобно вскричала Джизбелла. — Нас разыскивают, понимаешь?! Мы первые, кто удрал из Жофре Мартель. Ищейки не угомонятся, пока нас не схватят. Это вопрос престижа.
— Чего ты бесишься?
— Я не бешусь. Я объясняю.
— Он будет счастлив в зверинце, — убеждал Бэйкер. — Там его никто не найдет. Я помещу его рядом с девушкой-циклопом и…
— Зоопарк исключен. Абсолютно.
— Ну хорошо, дорогая… Но почему ты беспокоишься о Фойле? Пускай его схватывают. А ты отсидишься.
— Почему тебя беспокоит то, что я беспокоюсь о Фойле? Тебе предлагают работу. Я заплачу.
— Это дорого обойдется, милая. Я пытаюсь сэкономить твои деньги.
— Неправда.
— Значит, я просто любопытен.
— Тогда скажем, что я благодарна. Он помог мне; теперь я помогаю ему.
Бэйкер цинично улыбнулся.
— Так давай поможем ему по-настоящему — сделаем совершенно новое лицо.
— Нет.
— Я так и думал. Ты хочешь очистить его лицо, потому что оно тебя интересует.
— Будь ты проклят, Бэйкер, ты согласен или нет?
— Пять тысяч.
— Не чересчур?
— Тысяча, чтобы синтезировать кислоту. Три тысячи за операцию. И тысячу за…
— Твое любопытство?.
— Нет, моя милая. — Он снова улыбнулся. — Тысяча за наркоз.
— Зачем наркоз?
Бэйкер приоткрыл древний текст.
— Это болезненная процедура. Знаешь, как делают татуировку? Берут иглу, макают в краску и вкалывают в кожу. Чтобы вывести краску, мне придется пройтись иглой по всему лицу, пора за порой, и вкалывать индиготиновую кислоту. Это больно.
Глаза Джизбеллы вспыхнули.
— Можно это сделать без наркоза?
— Я могу, дорогая, но Фойлу…
— К черту Фойла. Плачу четыре тысячи. Никакого наркоза, Бэйкер. Пусть страдает.
— Джиз! Ты не ведаешь, на что его, обрекаешь!
— Знаю. Пусть мучается. — Джизбелла истерически засмеялась. — Пусть и он помучается из-за своего лица.
Бэйкеровская Фабрика Уродов занимала пятиэтажное здание, в котором раньше находился завод. Завод выпускал вагончики для метро, пока с метро не покончила джантация. Задние окна фабрики выходили на ракетное поле, и пациенты Бэйкера могли развлекаться, наблюдая за взлетающими и садящимися по антигравитационным лучам кораблями.
В подвальном этаже располагался бэйкеровский зоопарк анатомических аномалий, естественных выродков и чудовищ — купленных, одурманенных или похищенных. Бэйкер был страстно предан этим несчастным созданиям и проводил с ними долгие часы, упиваясь их уродством, как другие упиваются красотой искусства. На средних этажах размещались палаты для прооперированных пациентов, лаборатории, склады и кухни. И наверху — операционные.
В одной из последних — крошечной комнатке, обычно используемой для экспериментов на сетчатке глаза, — Бэйкер трудился над лицом Фойла. Под ослепительно яркими лампами он склонился с маленьким стальным молотком, выискивая каждую пору с краской и вбивая туда иглу. Голову Фойла сжимали тиски, но тело было не привязано. И хотя его мышцы дергались, он ни разу не шевельнулся, вцепившись руками в край операционного стола.
— Самообладание, — выдавил Фойл сквозь зубы. — Ты хотела, чтобы я научился самообладанию, Джиз. Я учусь. — Он скривился.
— Не двигайся, — приказал Бэйкер.
— Мне смешно.
— Все хорошо, сынок, — произнес Сэм Куатт, отвернувшись. Он искоса взглянул на яростное лицо Джизбеллы. — Что скажешь, Джиз?
— Он учится.
Бэйкер методично продолжал работать иглой и молоточком.
— Послушай, Сэм, — еле слышно пробормотал Фойл. — Джиз сказала мне, что у тебя есть свой корабль.
— Да. Из тех, что зовут «Уик-энд на Сатурне».
— То есть?
— Уик-энд на Сатурне длится девяносто дней. Корабль обеспечивает жизнь четырех человек в течение девяноста дней.
— Как раз для меня, — невнятно проговорил Фойл. Он скорчился от боли, но тут же взял себя в руки. — Сэм, я хочу воспользоваться твоим кораблем.
— Зачем?
— Есть дело.
— Законное?
— Нет.
— Тогда это не для меня, сынок. Я завязал.
— Плачу 50 тысяч. Хочешь заработать 50 тысяч? И считай их целыми днями.
Безжалостно впивалась игла. Фойл корчился.
— У меня есть 50 тысяч. В венском банке лежит в десять раз больше. — Куатт вытащил из кармана колечко с мерцающими радиоактивными ключами. — Вот ключ от сейфа. Вот ключ от моего дома в Йобурге — двадцать комнат, двадцать акров земли. А вот ключ от корабля в Монтоке. Можешь не искушать мёня, сынок. Я джантирую в Йобург и остаток дней своих буду жить тихо и мирно.
— Позволь мне взять корабль. Сиди в Йобурге и греби деньги.
— Когда будут деньги? И откуда?
— Когда вернусь. В астероидах… корабль «Номад».
— Что там ценного?.
— Не знаю.
— Лжешь.
— Не знаю, — упрямо пробормотал Фойл. — Но там должно быть что-то ценное. Спроси Джиз.
— Послушай, — зло произнес Куатт. — Если хочешь договориться, давай начистоту. Ты осторожничаешь, как проклятый татуированный тигр, готовящийся к прыжку. Мы твои единственные друзья.
С губ Фойла сорвался крик.
— Не шевелись, — бесстрастно сказал Бэйкер. — Когда у тебя дергается лицо, я не туда попадаю иглой.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на Джизбеллу. Ее губы дрожали. Внезапно она открыла сумочку и достала две банкноты по 500 кредиток.
— Мы подождем снаружи.
В приемной она потеряла сознание. Куатт подтащил ее к креслу и разыскал сестру, которая привела ее в чувство нашатырем. Джиз так зарыдала, что Куатт испугался. Он отпустил сестру и ждал, не решаясь подойти, пока рыдания не стихли.
— Черт побери, что происходит?! — потребовал он. — Что значат эти деньги?
— Это кровавые деньги.
— За что?
— Не хочу говорить об этом.
— С тобой все в порядке?
— Нет.
— Могу я тебе помочь?
— Нет.
Наступило молчание. Потом Джизбелла произнесла усталым голосом:
— Ты согласен на предложение Гулли?
— Я? Нет. Пустой номер.
— На «Номаде» должнобыть что-то ценное. Иначе Дагенхем не преследовал бы Гулли.
— Я все равно пас. А ты?
— Тоже. Не желаю больше иметь ничего общего с Гулли Фойлом.
Снова наступило молчание. Потом Куатт спросил:
— Значит, я возвращаюсь домой?
— Тебе несладко пришлось, да, Сэм?
— Я тысячу раз думал, что вот-вот сдохну, нянчась с этим тигром.
— Прости, Сэм.
— Я бросил тебя, когда ты попала в беду в Мемфисе.
— Это было только естественно.
— Мы всегда делаем то, что естественно, хотя иногда не следовало бы.
— Я знаю, Сэм. Знаю.
— А потом проводишь остаток дней, пытаясь отквитаться…
— Пожалуй, я счастлив, Джиз. Сегодня ночью я сумел отдать долг. Могу я теперь вернуться домой?
— Назад в Йобург, к спокойной жизни?
— Да.
— Не оставляй меня одну, Сэм. Я стыжусь себя.
— Почему?
— Жестокость к глупым животным.
— Что это значит?
— Не обращай внимания. Побудь со мной немного. Расскажи мне о счастливой жизни. Что в ней счастливого?
— Что ж, — задумчиво произнес Куатт. — Это иметь все, о чем мечтал в детстве. Если в пятьдесят у тебя есть все, о чем мечтал в пятнадцать, это счастье. А мечтал я…