— Ты, а-ну иди сюда, — подзывает он одного из стражей.
— Что ты задумала?! — встревожено встревает Нарцисса.
Но Верховная ей не отвечает. Она следит за непониманием на лице Гермионы, когда Нотт велит тому стражу встать на колени; за ее откровенным шоком, когда Нотт срывает с его лица маску, и всем является лицо Рона Уизли.
До Гермионы снисходит осознание, что это Рон пришел за ней вместе с Ноттом в комнату Нарциссы. Неприятное ощущение тревоги еще больше разрастается у нее в груди. Ей так странно видеть его после всего, что было, и как теперь все стало. После неведения, что с ним, и волнения за него. Теперь, когда старый друг и бывший парень перед ней здесь и наверняка ненавидит. Теперь, когда ее сердце всецело принадлежит другому.
Полностью находясь под контролем, Рон покорно стоит на коленях и смотрит на Гермиону умиротворенным взглядом, как будто так все и надо.
— И что нам с ним делать? — раздается неторопливый голос Верховной. — Я оставила его только затем, чтобы, в случае провала Теодора, с его помощью шантажировать вас... Но вы нас перехитрили... — с разочарованием размышляет она. — Может, убить его, чтобы ты испытала тоже чувство горечи, что испытываю сейчас я за несбывшиеся планы? Не люблю, когда мои планы кто-то рушит.
— Нет! — прикрикивает Гермиона. — Ты просто сумасшедшая, если жизнь человека для тебя стоит вровень с твоими прихотями!
— Мои так называемые прихоти, которые я, скорее, назвала бы убеждениями, того стоят, поверь, — прохладно твердит она. — Если бы вы нам не подпортили планы, революция случилась бы намного скорее, теперь же нам потребуется куда больше времени... О, и почему только люди так недооценивают безумие? — искренне недоумевая, разводит руками Верховная. — Если бы не капелька безумия, разве удалось бы нам все это? Все великие люди по-своему безумны, Гермиона. Безумие — это ведь чистая энергия, подпитывающая идею. И сторонятся безумия лишь из страха быть непонятыми. Так, как не понимают нас с братом... А я и не жду, что поймут. Ведь какая разница, когда оно делает тебя уникальным?
— За такую уникальность порой предстоит дорого заплатить, — с жесткими нотками своем голосе высказывается Гермиона.
— Возможно, — соглашается Верховная и, выделяя каждое последующее слово, сурово добавляет: — За твою же «уникальность» сейчас поплатится он, — переводя неумолимый взгляд на Рона, она безжалостно велит ему: — Аппарируй в аквариум к селкам... И не забудь перед этим, пока что, применить заклятие головного пузыря.
Обменявшись с Нарциссой тревожными взглядами, Гермионе остается только наблюдать, как Рон четко выполняет указания, оказываясь внутри аквариума под водой. Все происходит, словно во сне, нереально. Она умоляет Верховную прекратить, не делать этого. Но Рона уже окружают русалки с трезубцами, и Гермиона погружается в свой кошмар наяву.
— Удивительное чувство... когда от одного только твоего решения зависит так много, — этим своим призрачно-отстраненным тоном размышляет вслух Верховная, направив отрешенный взгляд на происходящее в воде. — Принимая решение, влечешь за собой определенные события, и как понять, правильно ли ты поступаешь? Уверенности никогда не бывает достаточно, она может быть ложной; мудрость переоценена, только воля случая решает исход... Признаюсь, меня гнетет эта неизвестность.
Гермиона не слушает ее; она будто онемела и не может сказать ни слова. Её разум замкнулся на тонкой грани между решающей секундой, в любую из которых трезубец может лишить Рона жизни. И она уже знает, что последует дальше. Знает и помнит эту боль.
Нарцисса пытается отговорить, вразумить Верховную:
— Не нужно убивать, ты сама говорила, что не хочешь разводить войну, которую развязал твой брат, убив главаря мафии! Сделаешь это с девочкой, и мой сын этого так не оставит!
Гермиона не знает как. Как спастись из этого замкнутого пространства, в котором она оказалась. Ей нечем дышать. Она изо всех сил пытается вдохнуть, но ее легкие лишь судорожно сжимаются в спазмах. Заметившая ее состояние Нарцисса пытается привести ее в чувства: ощущая холодные бледные женские ладони на своем мокром от слез лице, Гермиона никак не может внять словам, которыми Нарцисса пытается достучаться до нее. Ее сковывает ужас, дрожь пробирает тело, паника в ее голове не дает возможности вздохнуть.
Ей нужен Драко.
Где он? Где он?!
Когда так ей нужен.
Саундтрек: Thirty Seconds To Mars – Dawn Will Rise
Утром, в большой светлой столовой родового поместья Гринграсс, выполненного в утонченном стиле рококо, Дафна сидит между своих родителей, завтракающих за противоправными краями длинного стеклянного стола на позолоченных ножках. Без аппетита ковыряясь вилкой в своей еде, она старается игнорировать пристальный взгляд зеленых глаз. Тео сидит напротив нее и непринужденно беседует с ее родителями, с энтузиазмом обговаривая детали их возобновившейся помолвки. Дафна же будто бы и не является участницей происходящего.
Ночью же ее мать известила Ноттов о том, что ее дочь «вразумилась». Ночью же Тео был здесь. И уже получил от отца Дафны стандартную порцию — которую получает далеко ни в первой — из предупреждений, угроз и напоминаний, что если бы не безвыходность ситуации, то Нотту бы никогда не светил брак с его дочерью.
— ...ну уж с платьем, я думаю, Дафна сама решит, не так ли? ...Дафна? — окликает ее миссис Гринграсс, раздраженно откладывая столовые приборы. И когда Дафна с безразличным видом поднимает на нее вопрошающий взгляд, женщина, одетая в собственном доме, как на светском приеме, понимает, что та их даже не слушала. — В каких облаках ты витаешь, позволь спросить? — Слыша нравоучительный резкий тон матери, Дафне хочется заткнуть себе уши. — Какая-то твоя очередная акция протеста, или что, я не пойму?!
— Да пошла ты, — небрежно бросает Дафна. На что слышит усмешку Тео. Поднимая на него взгляд, она видит, как он, ухмыляясь, с аппетитом уплетает свои блинчики с вареньем. А заметив ее взгляд на себе, посылает ей улыбку — Дафна спешит отвести глаза.
— Да как ты разговариваешь с матерью?! — возмущается старшая Гринграсс. — С этим своим Забини набралась этой дерзости? Так советую тебе выкинуть всю эту чушь из своей головы, потому что такой образ жизни не для тебя... Прими жизнь такой, как она есть, и живи ею, наконец!
— Такой, как она есть? — Дафна саркастично усмехается. — Скорее уж, такой, какой для меня хочешь ты, мама! Такой же пустой и лживой, как твоя. Мерлин... тебе ведь и в голову не приходило, что жить можно не только по твоим допотопным устоям? Ты обманываешь саму себя, что так и должно быть. Обманываешь всех вокруг, довольствуясь лишь ролью любовницы для того, кого любишь...
— Достаточно! — раздувая ноздри, обрывает ее мать. — Ты понятия не имеешь о чем говоришь... — шипит она, находясь под неприязненными взглядами Дафны и Тео, прекратившего жевать с того момента, как Дафна начала все это. Обращаясь к своему мужу по имени, миссис Гринграсс надеется заручиться его поддержкой: — Почему ты молчишь, когда твоя дочь так откровенно грубит мне!?
Читая сегодняшнюю газету, мистер Гринграсс неспешно отводит взгляд от статьи Скитер об ограблении его банка и, приспустив очки на нос, невозмутимо отвечает:
— А разве она в чем-то не права, дорогая?
Ее родители предсказуемо начинают цапаться, и Дафна, нахмурившись, устало вздыхает. Больше всего на свете ей не хотелось оказаться на их месте. Чтобы они с Тео так же ругались, живя двойной жизнью, а их дети бы видели все это.
Когда они заканчивают, ее мать демонстративно уходит из столовой, а отец отправляется на работу, напоследок поцеловав Дафну в макушку и незатейливо сообщив ей, что в «Гринготтсе» ему предстоит разобраться, кто из банковского штаба отключил аппарационное поле для гангстеров, накануне ограбивших его банк. Безусловно, он понимает, что Дафна участвовала, и негласно рад удачному стечению ограбления. Ведь не узнать родную дочь на колдоснимке в паре с Блейзом Забини он просто не мог. Мистер Гринграсс никогда не ругал свою старшую дочь и все ей позволял, и даже когда та приняла участие в ограбление его банка, это остается неизменным. Участие Нотта же входило в план Верховных. И как сказал ей отец вчера: решение перейти на их сторону принадлежит единолично ее матери; узнал же он, что негласно состоит в сообществе нового секретного правительства относительно недавно, так что особого выбора у него не оставалось, иначе бы Верховные записали их семью в число тех, кто не с ними, а значит — против них. И Дафна не злилась, она понимала, что для отца в первую очередь важно благополучие семьи. Тем более, такой поворот событий весьма выгоден для них в сложившейся ситуации.