Парк позади дворца несколькими террасами спускался в долину. Когда нолдор вышли из храма, Атаринкэ радостно улыбнулся - лучшего времени для прогулки не придумать: нет слепяще-яркого сияния Лаурелин, но света достаточно, чтобы всё тщательно и подробно рассмотреть.
Под тенистыми сводами парковых деревьев резвились прохладные ветерки, отовсюду слышался перезвон колоколов и колокольчиков. Они были повсюду, ваниар даже развесили их на ветвях. В их нежную мелодию изредка вторгалось громкое журчание воды в фонтанах и многочисленных ручьях, чьи русла были оправлены каменными оградками самых различных цветов, наполняя парк чарующей атмосферой, которой не было в Тирионе на Туне.
Временами высокие кусты и деревья образовывали над головой настоящий купол из переплетений тонких ветвей, кое-где становясь подобием зелёного тоннеля. Местами выложенные растительными узорами дорожки вдруг превращались в лабиринт. На ухоженных клумбах росли незнакомые Атаринкэ цветы, чьи огромные чашечки тяжело клонились к земле. Курьо присел на корточки и, сунув нос в один из них, шумно чихнул. Вокруг него взметнулось целое облако розовой пыльцы.
Фэанаро заметил испачканное лицо сына, поманил Атаринкэ к себе и, подняв на руки, посадил на плечи.
— А теперь, цветочек, попробуй подманить к себе этих созданий, — Мастер отправился на поляну, над которой порхали огромные, величиной с птицу бабочки.
— Это невероятно! — воскликнул Куруфинвэ-младший, крутя головой по сторонам.
Поляна словно была покрыта двумя слоями цветов: обычными и порхающими, причем вторые переливались всеми оттенками радуги не меньше первых. Сперва бабочки испуганно вспорхнули при виде гостей, но затем вновь опустились на цветы, лишь несколько продолжали кружиться в воздухе. Эльфёнок задрал голову, любуясь их полётом, и одна, в ярких лиловых разводах, размером с его ладонь, опустилась на кончик носа Атаринкэ. Он поморщился, когда кожи коснулись лапки насекомого, не стерпел и чихнул ещё громче. Бабочка мгновенно взлетела, немного погодя вновь вернулась к эльфам и храбро уселась на протянутую ладонь, дав гостю в мельчайших подробностях рассмотреть причудливый узор крыльев.
— Спой им, йондо, — посоветовал сыну Фэанаро, с улыбкой наблюдавший за общением Атаринкэ и жительниц поляны. Нэрданель улыбалась, не вмешиваясь в развлечения младшего. Нолдиэ отошла к фонтану и, присев на край мраморной чаши, представила здесь одну из своих статуй. Дева-бабочка, стройная и изящная, танцующая под лившимися на неё струями воды.
— Спеть им, атьо? Да у них и ушей-то нет… - Атаринкэ пристально осмотрел насекомое, от огромных крыльев до фасетчатых глаз и тонкого хоботка. И всё же решился, тихонько начав петь. Голос у него был тише, чем у Макалаурэ, но бабочка не улетала и вскоре эльфёнок с удивлением увидел, как к нему со всей поляны спешат другие.
— Им понравилось. У них нет ушей, но они слышат твою Песнь своими чувствительными окончаниями на лапках, ты же знаешь, что звук - это вибрации, колебания воздуха. Пусть они и слышат её иначе, чем эрухини, но если нет диссонанса, то эта музыка привлечёт их к себе не меньше, чем нектар в цветке, — пояснил сыну Мастер, а бабочки устроили вокруг них настоящую пёструю метель.
Эльфёнок потянулся к ним руками, едва не упал с отца и умолк, чем вызвал замешательство в круговороте порхавших любительниц пения. Фэанаро спустил сына на траву и тот опять запел, чем вновь подманил к себе насекомых. Одна из бабочек, переливавшаяся не хуже изумруда всеми оттенками зелёного, смело уселась на ладонь эльфёнка.
— Держи её как можно осторожней, крылышки очень хрупкие, — посоветовал Фэанаро, присаживаясь на траву и вытягивая вперёд уставшие ноги. Хорошо бы немного полежать тут, глядя на сияние Древ над головой, но сыну была обещана прогулка по городу.
Атаринкэ жалел лишь о том, что бабочку нельзя нарисовать прямо здесь и сейчас, стараясь получше запомнить великолепные чёрно-зелёные узоры. Он прошёлся по поляне, разглядывая не только насекомых, но и цветы. Подкрасться к бабочкам не удавалось, близко они не подпускали, тут же улетая прочь. Погонявшись за ними больше для удовольствия, чем для того, чтобы поймать, эльфёнок вернулся к отцу и молча уселся рядом.
— Пойдём дальше? — Фэанаро поднялся с травы. — Поедешь у меня на плечах?
— Конечно, - увидев утвердительный кивок, Мастер вновь подхватил Атаринкэ на руки.
Нолдор отправились бродить по прямым, словно выверенным по линейке улицам Валмара, по пути подмечая, как от одной улицы к другой меняется звучание колоколов. Мастер сначала просто вслушивался в их перезвон, а потом обратился к жене и сыну: — Вы тоже это слышите?
— Да, — кивнул Атаринкэ с сияющими глазами. В воздухе разливался серебряный перезвон, и эльфёнку казалось, что душа отзывается на зов, дрожа и трепеща от переполнявшего восторга. Музыка шла откуда-то издалека, и в то же время отовсюду.
— Красиво, - Курьо вертел головой, пытаясь отыскать источник звука, но храмов вокруг было очень много, как и высоких башен колоколен.
— Та улица была настроена на ноту “ля”, а эта звучит нотой “си”. Получается, что семь расходящихся от дворца улиц звучат гаммой? Странно, я раньше не замечал этого, — Мастер поделился мыслью с родными.
— Да, а зачем это ваниар? Чтобы перезвон колоколен сразу нескольких улиц звучал гармонично, создавая единую мелодию? — Атаринкэ отвлёкся от созерцания куполов на появившуюся впереди группу местных жителей, потом увидел причудливой формы фонтан. — Атьо, отпусти меня. Я уже не маленький.
— Да пробегись, послушай это многоголосье, вдруг услышишь не только гамму, — Фэанаро спустил сына на мощеную плитку тротуара.
Атаринкэ благодарно кивнул - кругом было столько всего, что он не знал, чего коснуться прежде. Вот красивые решётки ворот со вставками из стекла, но выкованы не так мастерски, как мог бы атто. А вот струи воды, бьющие в каменную чашу - они несут прохладу и тонко журчат, а вдали в сиянии просыпавшегося Тельпериона растворяются контуры куполов.
Фэанаро повёл семью в сторону Древ, чтобы с вершины холма подтвердить свою догадку не только о разном звучании улиц города, но и о том, что каждой соответствует свой цвет. Дома и многочисленные строения на одной были выкрашены строго в оттенках красного и звучали нотой “до”, на следующей - в оранжевых тонах, а колокола звучали нотой “ре”.
Атаринкэ всей душой впитывал это звучание и цвета: всё вместе складывалось в гармонию редкого совершенства.
— Они сделали это ради созвучия и гармонии, верно, атто?
Ему захотелось зайти в какой-нибудь из храмов и посмотреть на колокола поближе, но и сама улица, напоенная серебряным перезвоном, тоже была хороша - по ней было так прекрасно бежать, изредка вспоминая про идущих сзади родителей и тут же оглядываясь на них…
— В Валмаре всё подчинено единой мелодии. Раньше я не замечал этого, обычно мы с атто приезжали на один-два дня на какое-нибудь празднование, а теперь можно спокойно пройтись по улицам и послушать это великолепие. По-моему, очень интересная задумка, пусть она и вылилась в одну бесконечную оду, восхваляющую валар. Если внимательно прислушаться, то можно услышать отголоски Первой песни… Если хочешь, зайди, осмотри храм, — Фэанаро заметил огромный интерес сына к попавшейся на пути колокольне.
Внутри храм представлял собой единое пространство, не расчлененное ничем, кроме тонких колонн, широкое и бесконечно высокое. Сам воздух дрожал от звука, наполненный серебряным сиянием Тельпериона. В нишах вдоль стен стояли статуи благих Валар. Одна из них, изображающая Манвэ с крыльями на шлеме, склонилась так низко, что Атаринкэ не удержался и, встав на цыпочки, дотронулся до длани Сулимо. А всё-таки статуи аммэ намного лучше, здесь великий айну был скульптурой, а не выглядел как только что сошедший с Таникветиль вала, лишь перед встречей с эрухини накинувший на себя фану.