— Я пытался выяснить через друзей в Брюсселе, но… — Он слегка пожал плечами. — Никто его не знает. Думаю, это вымышленное имя. А для акций на предъявителя ему вообще не требуется никакого имени.
Я мрачно кивнул.
— Примерно этого я и ожидал. Что ж, свое дело он безусловно знает.
Наверху прогрохотал, подходя к платформе, поезд.
— До встречи в Лихтенштейне сегодня ночью. Постарайтесь, чтобы за вами не было хвоста.
Когда я побежал к лестнице, Мерлен все еще всплескивал руками, демонстрируя угрызения совести, печаль и отчаяние. В этом деле французским адвокатам нет равных.
Глава 21
Оказалось, что это не наш поезд. Наверху, на платформе номер три, в тусклом свете, просачивавшемся сквозь крышу из матового стекла, стояли, разбившись на молчаливые группки, человек двадцать пассажиров. Харви стоял возле ступенек, Маганхард с девушкой — ярдах в двадцати от него, а между ними — человек в широком плаще, прилежно изучавший «Журналь де Женев».
— Когда поезд? — спросил я.
— Должен уже прибыть. — Харви кивнул в сторону Плаща. — Кто он такой, по–вашему?
— Думаю, что легавый. Сомневаюсь, что у наших противников достаточно людей, чтобы следить за каждой железнодорожной станцией и аэропортом.
— Если он легавый, тогда где его напарник?
В этом был свой резон. Полицейские обычно ходят парами, когда не имеют возможности ходить целыми группами. Даже для слежки необходимо два или три человека. Однако, возможно, их планы несколько нарушил тот факт, что Мерлен выскочил из отеля в столь ранний час; может, на ночь они оставили наблюдать за отелем всего одного человека.
Я пожал плечами. К платформе подошел поезд, на табличке которого значились Лозанна и Берн.
Маганхард с мисс Джармен вошли в один вагон, человек в плаще — в соседний. А следом за ним вошли в поезд и мы с Харви.
В конце концов все мы оказались в одном и том же вагоне второго класса для некурящих. Мне следовало предупредить Маганхарда, чтобы он взял билеты в вагон для курящих — открытый вагон с двойными сиденьями, расположенными друг напротив друга по обе стороны прохода, причем спинка сиденья достаточно высока, так что через нее сидящего не видно, если только он не привстанет.
Маганхард и девушка сели лицом друг к другу. Теперь я уже точно знал, куда сядет Плащ; так он и поступил — расположился позади них по ту же сторону от прохода, так что, оставаясь невидимым для них, он тотчас бы увидел их через заднюю спинку, стоило им встать.
Мы с Харви сели на пару рядов подальше, по другую сторону прохода.
— Ну–с… что будем делать? — поинтересовался Харви.
Полной уверенности у меня не было. Как я уже говорил, до тех пор, пока этот человек будет находиться в поезде, он не сможет никому позвонить и сообщить о своем открытии — так что, возможно, чем дольше мы будем здесь оставаться, тем лучше. Однако если он действительно полицейский, то не исключено, что он примется передавать сообщения через кондуктора или же выбрасывать записки из окон на станциях. Так что, наверное, стоит отделаться от него поскорее.
— Мне бы хотелось сойти в Лозанне, — медленно произнес я. — Если только сумеем передать это Маганхарду.
Харви задумчиво посмотрел на меня и сказал:
— У вас нет никакого плана. Вы просто наносите ответный удар. Вот и все.
— Бывают планы и похуже. Этот по крайней мере гибкий и поддается корректировке по ходу дела.
Он снова глянул на меня, потом медленно расслабился. В воздухе повеяло бедой и нависшие над нами неприятности заставили его основательно встряхнуться. Чувствовал он себя скорее всего, как в аду на сковородке, но ведь телохранителем он стал гораздо раньше, чем алкоголиком.
Но долго это не продлится. Как только пройдет похмелье, его вновь станет обуревать жажда. Если бы похмелье длилось столько же, сколько и жажда, алкоголиков не было бы вообще.
Поезд тоже явно еще не совсем проснулся. Он полз вдоль берега, то и дело останавливаясь. Когда отъехали, в вагоне, кроме нас, было еще человек шесть; но к тому моменту, когда мы прибыли в Нион, большинство из них уже сошли.
Появился кондуктор с болтающейся где–то у колен форменной сумкой и, проверив билеты Маганхарда, громко и отчетливо произнес: «До Берна едем, да?» Меня это вполне устраивало, поскольку я уже изменил план действий.
Человеку в плаще пришлось покупать билет. Я изо всех сил напряг слух, опасаясь, как бы вместе с деньгами он не передал какое–нибудь сообщение, но ничего такого не произошло.
Вскоре после Ниона Маганхард двинулся назад по проходу, направляясь в туалет. Пока он отсутствовал, я торопливо нацарапал записку: «Человек, сидящий прямо позади вас, следит за вами. Не разговаривайте громко. Сходим в Лозанне. Ждите до последнего, пока не выйдут все остальные».
Когда он вновь появился в проходе, я просто протянул ему записку, и он взял ее безо всяких пререканий, однако не стал останавливаться, чтобы прочесть, прежде чем вернуться на свое место.
Теперь все, что нам оставалось, — это ждать, чтобы узнать, подчинится ли он.
* * *
На нескольких последующих станциях в вагон снова стали заходить люди. Я надеялся, что их не наберется слишком много, — зрители мне были ни к чему.
Когда мы миновали последний поворот и подъехали к Лозанне, большинство пассажиров поднялись со своих мест.
— Вы что, намерены попытаться оторваться от него, бегая по всему городу? — тихо спросил Харви.
— Нет.
Он кивнул.
— Я вовсе не предлагаю стрелять в легавых, но…
— Вы буквально читаете мои мысли.
Он улыбнулся.
— Вы или я?
— Я. А вы меня прикройте.
Поезд плавно затормозил. Люди начали проталкиваться к выходу. Я покрылся испариной. Маганхард мог все испортить, если бы сошел слишком рано, — ведь я забыл сообщить ему, что поезд стоит здесь несколько минут.
Он все понял правильно. Вот уже последние пассажиры покинули вагон, несколько человек зашли и расселись по местам. Проход был свободен. Маганхард встал и широким шагом направился к дверям, а следом за ним и девушка. Харви взял мой бриф–кейс, и мы начали выполнять задуманное.
Плащ внезапно вскочил прямо перед нами, буркнул, не глядя на нас: «Je m'excuse», [69] — и заспешил вдоль прохода. В несколько быстрых шагов я догнал его, когда, миновав стеклянную дверь, он очутился в маленьком тесном пространстве рядом с туалетом и ступеньками, ведущими вниз. Мисс Джармен находилась прямо перед ним.
В последний момент до него, должно быть, дошло: тот факт, что Маганхард неожиданно бросился к выходу, означал — ему известно, что за ним следят; и почему, собственно, мы тоже собрались выходить так поздно? Он замедлил шаг, напрягся и стал поворачивать голову.
Я изо всех сил двинул кулаком прямо под поля альпийской фетровой шляпы, и он, тихонько, со свистом вздохнув, начал оседать на пол. Я поймал его и толкнул дверь туалета. Заперто.
Харви просунул руку под моим локтем и повернул ручку — мы с Плащом стремительно ввалились внутрь. Дверь за нами тотчас захлопнулась.
Я лишь мельком глянул на его лицо — все равно оно ничего бы мне не сказало, затем водрузил его на стульчак и рывком распахнул его плащ. В наплечной кобуре у него имелся «вальтер–РРК», во внутреннем и наружном нагрудных карманах — пачка документов и пропусков, в заднем кармане брюк бумажник, кошелек с мелочью и несколько ключей. Чтобы сгрести все это, мне потребовалось чуть больше десяти секунд, и я очень жалел, что пришлось оставить ему кобуру.
Мною двигала отнюдь, не жажда мести и не страсть к наживе. Просто человеку, у которого при себе нет ни гроша, потребуется куда больше времени, чтобы заставить поверить в историю своих злоключений, нежели тому, кто может извлечь целую стопку банкнот и попросить о помощи.
Мы сошли с поезда не позднее чем через двадцать секунд после Маганхарда.
Спустившись с платформы, я прошел по туннелю, затем поднялся на платформу номер один и направился к станционному буфету. Я по–прежнему считал целесообразным, чтобы, путешествуя в поезде, мы держались двумя отдельными группками, однако сейчас важнее было еще раз проинструктировать Маганхарда и девушку.