— Задумываться о возрасте в самом деле тяжело, — согласился Тим. — Я боюсь наступления старости.
Питер поежился:
— А кому хочется быть старым и, сжавшись в комок, сидеть в кресле, цепляясь за прогнившую и высохшую нить жизни, медленно уползающую у него из рук…
— Совершенно верно, — сказал Хэнк, — до тех пор, пока великая хозяйка Смерть не сметет его прах в мусорный ящик.
— Ой, Хэнк, замолчи! — воскликнула Сильвия. — Ты говоришь, как священник, страдающий несварением желудка.
— Гром и молния за сценой, — насмешливо сказал Тим, — таинственность и свет свечей на сцене. Когда при молниях, под гром мы вновь сойдемся ввосьмером? Когда мы станем старыми? Никто из нас в старости не будет красивым. Подумать только, Джин, ведь даже вы на склоне лет станете похожи на ведьму из «Макбета».
— Перестаньте! — сказала Джин.
— Быть стариком ужасно, — задумчиво сказал Питер. — Дрожащие колени, слезящиеся глаза и прямой путь в могилу, куда ты сойдешь на неверных ногах, никем не любимый и никому не нужный.
— Но тем не менее судорожно цепляющийся за гнилую нить жизни, — сказал Хэнк. — Любопытно все-таки, правда?
— Я полагаю, — сказал доктор Рид, — все дело в том, что, несмотря на наши торжественные заверения в вере, среди нас не найдется ни одного, кто не страшился бы и в глубине души не ждал бы своего конца.
— И это наносит такой удар по нашему самолюбию, — сказала Сильвия, — что мы просто не позволяем себе задумываться над этим. Ни один из нас не хочет думать о том, что мир будет прекрасно существовать и без него.
— А ведь и в самом деле будет, — с усмешкой сказал Тим. — Даже без тебя, Сильвия.
— Может быть, если бы мы были умнее, мы предпочли бы умереть молодыми, — негромко проговорила Джин. — Это избавило бы нас от необходимости стареть.
— Необязательно молодыми, — сказал Тим, — скорее в тот период, когда мы находимся, как бы это сказать…
— В расцвете сил? — подсказала Сильвия.
— Да. Прежде, чем мы успеем уйти из этой жизни тем ужасным образом, который предсказывает нам Питер.
— Человек должен умирать, — сказал Питер, — когда он находится на вершине жизни, подобно Линкольну и Рудольфу Валентино[3], чтобы не познать страданий быть заживо погребенным в склепе старости. Должен сказать, что из нашего числа каждый достиг достаточной зрелости, чтобы умереть.
— Перестаньте! — вскричала Маргарет. — Вы говорите страшные вещи.
— Но он прав, — сказал Хэнк. — Любой из нас, умерев сегодня, оставил бы о себе добрую память. А кто скажет, какую память мы оставим о себе, если доживем до старости?
— Какие же вы ужасные люди! — воскликнула Джин. — Вы все. Я не хочу умирать. И с какой стати нам нужно умирать сейчас?
Небо за окнами озарила новая вспышка молнии, и тотчас же раздался оглушительный удар грома. Она вздрогнула.
На нее поднял взгляд доктор Рид:
— Чтобы избежать мучений, которые переживает всякий по мере того, как им все больше овладевает чувство безысходности.
— Он прав, — задумчиво сказал Питер. — Сегодня любой из нас мог бы умереть вполне достойно, ибо каждый из нас уже состоялся.
— Послушайте, — вдруг сказал Осгуд, — а кто навел нас на мысль говорить сегодня за ужином о смерти?
Маргарет взглянула на него и медленно улыбнулась.
— Вероятно, — сказала она, — причиной всему ситуация, в которой все мы оказались. Мы собрались здесь на вечеринке, у которой нет хозяина, и, естественно, каждый из нас хотел бы знать, почему он сюда приглашен. И вот каждый сначала ищет причину в себе, а затем начинает искать ее в других. Вполне понятно, что в таких условиях каждый чувствует себя не в своей тарелке. Я, например, занималась этим весь вечер.
— И я тоже, — призналась Джин. — Вот и сейчас, я оглядываю всех сидящих за столом, пытаясь выяснить, кто из нас устраивает эту безумную вечеринку, почему меня сюда пригласили, нужно ли мне здесь оставаться и зачем все это затеяно.
— А почему ты считаешь, что эту вечеринку устроил кто-то из нас? — спросил Хэнк. — У меня тоже было такое же ощущение: волнение и мурашки по коже, — но мне казалось, что вечеринку устроил кто-то не из нашего числа, и я все время жду, что он вот-вот войдет сюда. И я вздрагиваю каждый раз, когда кто-нибудь из прислуги открывает дверь.
— Я чувствую себя как обвиняемый, который ждет решения суда присяжных, — сказал Тим со смехом.