Один раз Эмберли попросил сержанта взять в руки карту и найти путь к населенному пункту, название которого тот никогда не слышал. Сержант воспользовался этим, чтобы спросить, куда они едут. Чтобы заглушить рев двигателя, ему пришлось почти кричать. Эмберли пожал плечами и сказал лишь одно слово: «Литтлхейвен». Это ничего не говорило сержанту. «Бентли» мчался по проселочной дороге, изрытой колдобинами. Сержант спросил:
— Если вы уверены в том, что он направляется туда, почему бы нам не поехать по шоссе?
— Потому что, черт возьми, я не уверен. И то, что мы делаем, — это лучшее из возможного.
Сержант замолчал. Если не принимать во внимание неудобство езды с дикой скоростью по плохой дороге, он, пожалуй, был бы даже рад, что они выбрали такой малолюдный маршрут. По крайней мере меньше риска аварии. Он ужаснулся, подумав, к чему могла бы привести такая езда на оживленном шоссе. Пока же сержанту приходилось все время держаться за ручку двери. Хотя его страх притупился, все же несколько раз душа у него уходила в пятки. Один раз мотоциклист, виляя, ехал по самой середине дороги. Резко объезжая его, «бентли» чуть было не свалился в кювет, уже зависнув над ним одним колесом. Сержант не выдержал.
— Таким как вы, мистер Эмберли, можно доверять только самые тихоходные модели, — прокричал Он.
Хотя ночь была спокойной и безветренной, от быстрой езды в ушах сержанта свистел ветер, и вдобавок с него чуть не слетела каска. Он потуже нахлобучил ее и подумал, что мистер Эмберли, должно быть, не на шутку испуган, если так обращается со своей машиной.
Вышедшая луна невозмутимо следовала над их головой чуть впереди автомобиля, временами заслоняясь облачком. Местность, по которой они ехали, была не знакома сержанту. Он частенько вспоминал впоследствии об этих разбитых дорогах с лужами, блестевшими в лунном свете; проносящимися мимо кустарниками живой изгороди; деревенскими домиками, чьи незанавешенные окна были освещены теплым светом ламп; потрескавшимися указательными столбами, вытянувшими свои длинные руки в направлении неведомых селений; с подъемами, которые «бентли» брал приступом; с кренами и виражами, от которых захватывало дух; с громким звуком гудка, заставляющим впереди идущие машины прижиматься к обочине. Но больше всего ему запомнилось лицо мистера Эмберли, не отрывающего глаз с дороги, сжавшего губы в жесткую беспощадную линию.
Сержанту надоело нервно вглядываться вперед, высматривая опасности. Эмберли все равно не обращал внимания на его предупреждения, продолжая гнать машину вперед, очень ловко, по мнению сержанта, но уж слишком лихо. Сержант как-то отстранено подумал о том, в каком положении он окажется, если Эмберли, не дай бог, столкнется с другой машиной или совершит наезд. Эмберли выжимает свыше пятидесяти миль в час, а рядом с ним спокойно сидит представитель власти!
На железнодорожном переезде, где им пришлось остановиться перед шлагбаумом, вновь обнаружился след «воксхолла». Он проезжал там всего лишь двадцать минут назад. Услышав об этом, даже измученный тряской сержант подумал, что их высокая скорость была все же оправдана.
Взгляд мистера Эмберли немного просветлел. Дальше дорога пошла вдоль железнодорожного полотна. Переключив скорость, Эмберли сказал:
— Я был прав. А теперь, сержант, еще немного прибавим.
— Я хочу напомнить вам, сэр, что это не гоночная трасса, — вздохнул многострадальный сержант. — Ради бога, мистер Эмберли, будьте осторожны, впереди автобус!
Загородный автобус, урча, ехал прямо посередине дороги. Мистер Эмберли дал длинный гудок, но водитель автобуса не обратил на его сигналы никакого внимания. В отчаянном рывке, заехав на придорожную траву и почти касаясь автобуса, «бентли» обошел его.
Сержант обрушил на водителя автобуса поток ругательств, которые тот уже не мог расслышать. Но тут же на резком повороте сержанта отбросило к дверце. После этого он вытер пот с лица большим носовым платком и заявил, что предпочел бы в данную минуту сидеть не в автомобиле, а в тяжелом танке.
Старый рыбацкий поселок Литтлхэйвен располагался в болотистом устье небольшой реки неподалеку от бухты, вклинивавшейся на милю в глубь побережья. Его кривые улочки пропахли водорослями и смолой. В маленькой гавани стояли на якоре рыболовецкие суденышки, а на берегу всегда лежали приготовленные к починке черные, пахнущие рыбой сети. Здесь были прекрасные условия для рыбалки и катания на лодках. Поэтому к западу от поселка, ближе к проливу, соединяющему бухту с морем, раскинулся целый городок маленьких современных домиков. Во время летнего сезона вся бухта пестрела лодками и катерами, а владельцы единственной в поселке гостиницы — высокого сооружения, выглядевшего настоящей башней на фоне одноэтажных домишек, — могли заламывать чудовищные цены за весьма низкие по качеству услуги. По окончании сезона гостиница пустела. Пустели и домики для летнего отдыха. Большинство владельцев сдавало их на три летних месяца за весьма высокую плату, примиряясь с тем, что остальную часть года домики простаивали, никем не занятые.