— Я умею себя вести, — сказала она ровным голосом. — Все-таки это званый вечер.
— Это верно, — согласился Питер и отошел в сторону.
Джин откинула со лба короткую прядь кудрявых темных волос и поежилась. Затем она почувствовала чью-то руку на своем плече и, взглянув вверх, увидела Сильвию.
— Джин, можно я присяду рядом с тобой?
— Ну конечно. Как хорошо ты выглядишь, Сильвия. У меня еще не было возможности пообщаться с тобой с тех пор, как я приехала домой.
— Это вполне понятно. Ты позволишь мне побеседовать с тобой о том, что меня совершенно не касается?
— Я тебя слушаю. Так о чем ты хочешь поговорить со мной?
— Точнее будет сказать не о чем, а о ком — о Питере.
— Сильвия, я думала, ты выше этого.
— Выше чего?
— Я знаю, что ты его адвокат. Но я не думала, что ты воспользуешься вечеринкой, чтобы уговорить меня помириться с ним.
— Вовсе нет, Джин. Я совершенно не собираюсь заниматься уговорами. Я всего-навсего хочу сказать вот что. И ты, и Питер пришли на вечеринку. Ни один из вас не знал, что и другой тоже будет здесь. Так не лучше ли тебе перестать дичиться?
Джин не могла удержаться от улыбки.
— Сильвия, я не выношу тебя как адвоката, но как человек ты мне ужасно симпатична.
— Джин, ты очень милое дитя, но у тебя очень трудный характер.
— Пожалуй, потруднее, чем у тебя.
— Не знаю. Но он тебе так не идет.
— Сколько тебе лет, Сильвия? — внезапно спросила Джин.
— А ты не проболтаешься?
— Вот тебе крест!
— Тридцать четыре.
— Сильвия, ты просто потрясающая женщина.
— Разумеется, моя дорогая. Для меня это обязанность. Если бы я не была потрясающей, мне нечем было бы платить за квартиру.
Джин рассмеялась. Сильвия поднялась:
— Мне нужно пообщаться с доктором Ридом. Помни, моя дорогая: держи себя как подобает леди.
Раздвижные двери напротив радиоприемника бесшумно раздвинулись, и Хокинс объявил, что ужинать подано. При полностью раздвинутых дверях столовая практически составляла одно целое с гостиной, и гостям, сидевшим за столом, был хорошо виден радиоприемник. Стол был круглым, и карточки с именами гостей были разложены таким образом, что Тим сел между Сильвией и Питером, а Маргарет — с другой стороны между Осгудом и доктором Ридом. Музыка, которая лилась из радиоприемника, заполняла комнату, оставаясь, однако, достаточно негромкой, чтобы не мешать разговору. Проходя через дверь, Хэнк оказался рядом с доктором Ридом.
— Я с вами давно не виделся, доктор Рид.
— Да.
— Если бы я знал, что вы будете здесь, я, вероятно, не пришел бы.
— Нет?
— Вы ведь так неодобрительно относитесь ко мне.
— Неужели это необходимо обсуждать здесь?
— Вовсе нет, — добродушно сказал Хэнк. — Если вас это не смущает, то и меня тоже.
Вместе с остальными они вошли в столовую. Хэнк оказался между Джин и Сильвией, а доктор Рид — между Маргарет и Джин. Прежде чем они расселись по своим местам, Хокинс еще раз обнес их коктейлями.
Питер поднял свой бокал.
Внезапно на патио послышался шум дождя. Порыв свежего весеннего ветра приподнял черные с серебром шторы.
— Ничего не скажешь, приятный вечерок он выбрал для вечеринки! — заметил Питер. — Закройте окна, Хокинс. Я предлагаю выпить за здоровье нашего неведомого хозяина и затем заняться ужином, который он нам предлагает. Судя по всему, себе он места за столом не оставил.
Все выпили, кроме Сильвии. Она продолжала стоять, с любопытством разглядывая бокал, который был у нее в руке.
Черное небо за окнами прорезала молния, и шторы зашевелились, ощутилось дыхание грозы. Пламя горевших на столе свечей изогнулось и ожило на ветру. Хокинс закрыл окна и вышел. Сильвия продолжала стоять, глядя на свой бокал.
— Как странно, — медленно произнесла она, — что все эти бокалы кроваво-красного цвета.
Глава третья
— Чертовски странно, — сказал Хэнк. — Здесь вообще все странно.
Сильвия пожала плечами:
— Итак, за здоровье нашего хозяина.
Они весьма церемонно сели. В небе полыхнула еще одна молния, и в ее свете бокалы в руках гостей вспыхнули алыми, как кровь, огоньками.
— А вам не приходило в голову, — спросила Сильвия, задумчиво глядя на маслину, которую держала в руке, — что этим самым хозяином может быть один из нас?
Дождь заколотил по крыше. В паузе, наступившей после вопроса Сильвии, шум дождя казался особенно громким. Гости услышали скрип раскачиваемой ветром пальмы, которая затем заколотила листьями по оконному стеклу.