— Ваша сестра, возможно, уже знает об этом от полиции. Вы не многим помогли мне, мистер Парселл, но вы были откровенны, я ценю это. Мистер Теддер должен поблагодарить вас, и я уверен, что он это сделает. Не смею вас больше задерживать.
— Но вы хотели мне рассказать о том, что кто–то отравил виски Джимми.
— Да. Это случилось в среду вечером в библиотеке. Вы тоже там были.
— Да.
— Вы поднесли коньяк мистеру Хладу.
— Да, кажется. Но как… Ах, это вам рассказал Ноэль!
— Нет, его сестра. Я хотел выяснить у нее, кто мог подсыпать снотворное в виски мистера Вэйла, но отказался от этого намерения. Подобные расспросы практически всегда бывают тщетными; память может ошибиться, а интересы людей слишком переплетены. Суть весьма проста: мистер Вэйл был усыплен. Когда он спал, его подтащили к статуе, поэтому кто–то должен был подсыпать снотворное в его напиток. Вот вам и объяснение.
Парселл, не мигая, уставился на Вулфа.
— Подтащили? — переспросил он. — Вы сказали — подтащили?
— Да.
— Но его никто не подтаскивал! Он сам…
— Он был в коматозном состоянии. Кто–то притащил его к статуе и столкнул статую на него. Не буду распространяться о подробностях. Я рассказал об этом только потому, что должен был разъяснить вам слова мистера Теддера относительно напитка мистера Вэйла.
— Но вы говорили, что Джимми убили?
— Да.
— А полиция этого не говорит!
— Нет?
— Но вы же не сказали об этом Ноэлю!
— Нет, сказал.
— Вы сказали Ноэлю, что Джимми был убит?
— Да.
— Вы этого не знаете. Не можете знать.
— Глагол «знать» имеет много значений. Я пришел к заключению, что мистер Вэйл был убит.
— Тогда, значит, вы… вам вовсе незачем было расспрашивать меня про Дину Атли. Вы воспользовались мной… — Щеки у него покраснели. — Вы одурачили меня. — Он поднялся с кресла. — Ноэль должен был меня предупредить. Это нечестно. Вы тоже должны были сказать мне. Кажется, я, действительно, дурак. — Он повернулся и направился к двери.
Я оставался на месте. Бывают случаи, когда лучше позволить уходящему посетителю самому взять свою шляпу и отпереть дверь. Когда я услышал, что дверь захлопнулась, я вышел в прихожую проверить, что он захлопнул ее после того, как пересек порог, и вернулся к своему рабочему столу. Вулф выпрямился в кресле и корчил рожи.
— Если он не дурак, — сказал я, — то можете вычеркнуть и его.
Он скорчил еще одну рожу.
Глава 10
Я никогда не понимал отношения Вулфа к еде и, возможно, никогда не пойму. Конечно, это его сугубо личное дело. Если Фриц приносит блюдо жареных голубей и один из них чуть–чуть жирнее других или лучше подрумянился, Вулф берет его себе. Если запас дикого тимьяного меда из Греции истощается, мне дается понять, что для оладий вполне годится обыкновенный отечественный мед. И так далее. Но если я задерживаюсь по делам в городе и не поспеваю к обеду или ужину, его это всерьез беспокоит. Видите ли, я могу испортить аппетит каким–нибудь сандвичем, съеденным на скорую руку в закусочной, или, что еще хуже, загубить себе желудок. Если он сочтет посетителя голодным, даже если это кто–нибудь из тех, кого он собирается разнести вдребезги, он велит Фрицу принести поднос, и отнюдь не с остатками от обеда. Перерыв в принятии пищи для него исключен начисто. Раз уж он уселся в свое кресло, то встанет из–за стола, только съев последний кусочек сыра или покончив с десертом. Это его личное дело, но он пытался во что бы то ни стало распространить это правило и на меня и добился бы своего, если бы я поддался. Меня интересует только один вопрос: он не любил обращаться ко мне во время еды, потому что при этом отрывается от еды сам, или не хочет отрывать от еды меня?..
Телефонный звонок раздался как раз, когда я приступил ко второму куску филе. К телефону подошел Фриц и, вернувшись, сказал, что миссис Вэйл просит мистера Вулфа. Я отодвинул стул, чтобы пойти к телефону, и Вулф принялся ворчать. Он, правда, не сказал, чтобы я оставался на месте, потому что знал, что я все равно пойду.
Когда я объявил нашей бывшей клиентке, что Вулф обедает и может позвонить ей через полчаса, она ответила, что хочет повидать его. Немедленно. Я сказал «хорошо», если она выедет через десять минут, то сможет встретиться с ним, на что она ответила отказом: приехать она не может, она измучена, и, судя по ее голосу, так оно и было в действительности.
— Это осложняет дело, — сказал я. — Если вы не можете изложить по телефону, что вам нужно, то я могу приехать поговорить с вами и передать все, что вы пожелаете, Вулфу. Иначе придется свидание отложить.
— Откладывать нельзя. Неужели он никогда не выходит из дому?
— Только не по делам.
— Вы можете приехать немедленно?
Я взглянул на часы.
— Могу быть у вас в девять. Устраивает?
Она ответила, что устраивает, я вернулся в столовую и попросил Фрица подать мне кофе со сладким пирогом. Когда Вулф прикончил свой пирог и отложил вилку, я сказал, что по просьбе миссис Вэйл еду к ней, и спросил, какие будут указания.
Он хмыкнул.
— Действуй по обстановке, на основании собственного опыта. Ты знаешь положение дел. Мы ничем ей не обязаны.
Я отправился в путь. Выйдя на крыльцо и поглядев, что за погода на улице, я решил, что останусь в живых и без пальто. На Восьмой авеню я взял такси и по дороге принялся размышлять. Утверждение Вулфа, что я знаю положение дел, было не совсем точно; я знал их со своей точки зрения, не с его. Возможно, что он уже пришел к какому–нибудь логическому выводу, например, что Ноэль Теддер похититель, убийца и лжец. Или не он, а его сестра Маргот или же дядюшка Ральф. Это было бы не первый и не в двадцатый раз, что Вулф не делился со мной своими умозаключениями.
По–видимому, Ноэль ждал меня в холле, потому что не успел я отнять руку от кнопки звонка, как он открыл дверь. Он был в темном костюме, белой рубашке и сером галстуке: видимо, оделся так для похорон. Он закрыл дверь, обернулся ко мне и произнес:
— Какого черта Вулф сказал дядюшке Ральфу, что Джимми был убит?
— На это может быть три ответа, — отозвался я. — Мой заключается в том, что, поскольку вы сказали вашему дядюшке, что кто–то подсыпал Джимми снотворное, то мистер Вулф был вынужден объяснить это. А почему вам нужно было рассказывать об этом дядюшке?
— Сорвалось с языка. Но раз уж Вулф считает себя таким умным, черт возьми, почему он разболтал? Неужели он не мог увильнуть от ответа?
— Конечно, мог. Но иногда я понимаю, почему он делает то или иное, иногда узнаю об этом часом позже, иногда неделю спустя, а бывает, что и никогда. А что, разве мистер Парселл рассказал об этом вашей матери?
— Конечно! Заварилась такая каша…
— Ничего. Я умею подобные каши расхлебывать. Где миссис Вэйл?
— Что вы собираетесь ей сказать?
— Узнаю, когда услышу самого себя. Я играю на слух. Я обещал прийти в девять, сейчас уже пять минут десятого.
Он хотел сказать еще что–то, но решил приберечь это для себя и повел меня в глубь дома. Я поглядывал по сторонам, надеясь еще раз увидеть библиотеку и посмотреть, лежала ли все еще статуя Бенджамина Франклина на полу, но в лифте Ноэль нажал кнопку третьего этажа. Когда лифт остановился, я последовал за своим провожатым в комнату, одного взгляда на которую было достаточно, чтобы сказать, что она вполне подошла бы моей жене, если бы я когда–нибудь женился. Комната была большая и мягкая — мягкое освещение, мягкая мебель, мягкие серо–розовые шторы, мягкие ковры. Я прошел следом за Ноэлем к большой постели, в которой лежала миссис Вэйл, укрытая мягкой розовой накидкой с мягкими подушками под головой.