— Можешь идти, Ноэль, — сказала она.
Она выглядела ужасно. Конечно, все женщины выглядят иначе без косметики, но даже с учетом этого она выглядела ужасно. Лицо бледное, отекшее, щеки обвисли, вокруг глаз черные круги. Когда Ноэль вышел, закрыв за собой дверь, она предложила мне сесть, и я подвинул себе стул.
— Не знаю, какая может быть польза от вашего прихода, — заговорила она. — Но я хочу понять, чего добивается Ниро Вулф этим… этим надругательством. Объясните, что заставило его сказать моему сыну и брату, что мой муж был убит?
Я покачал головой.
— Не знаю, что именно он имел в виду. Надеюсь, вы знаете, зачем ваш сын приходил к нему вчера вечером?
— Да. Чтобы просить помочь найти проклятые деньги. Когда Ноэль спросил, может ли он взять деньги себе, если он их найдет, я ответила утвердительно. Деньги не имели для меня никакого значения; главное, что мой муж вернулся. Но он умер, и теперь вообще ничто не имеет значения. Но он не был убит.
— Ваш сын снова спрашивал вас об этом вчера, и вы вновь ответили «да». Не так ли?
— Кажется, так. Теперь уж ничто не имеет значения, тем более деньги… Нет, я не права, кое–что все же имеет значение. Если вы не объясните мне, почему Ниро Вулф считает, что мой муж был убит, тогда он сам расскажет мне об этом. И если ради этого мне придется пойти к нему, я пойду, вопреки всем запретам врачей!
Я представил, как она, поддерживаемая мной, войдет в нашу контору, а Вулф при первом взгляде на нее встанет и выйдет вон. Он проделывал это не однажды.
— Объяснить, почему мистер Вулф так утверждает, я не могу, — сказал я, — однако могу сказать, каким путем он пришел к такому заключению. Ваш муж спал на кушетке, когда все ушли из библиотеки, оставив зажженный свет. Верно?
— Да.
— Позднее, когда он проснулся и понял, где находится, то встал, направился к двери, потерял равновесие, пытался удержаться за статую и повалил ее на себя. Верно?
— Да.
— Вот это мистер Вулф и не принимает. Он не верит, что человек, проснувшийся настолько, чтобы идти самому, не сумел бы отклониться от падающей статуи. Мистер Вулф считает, что он не мог проснуться, когда кто–то стянул его с тахты и подтащил к статуе; если он не проснулся, следовательно, находился в бессознательном состоянии. Судебно–медицинская экспертиза не обнаружила следов удара, от которого он мог потерять сознание, значит, он должен был быть чем–то одурманен. В библиотеке вы все выпивали, он пил виски с содовой, следовательно, возможность отравления имелась. Так мистер Вулф пришел к выводу, что мистер Вэйл был убит.
Ее взор из мягких подушек был направлен прямо на меня.
— Но это совершеннейшая нелепица!
Я кивнул.
— Конечно, с вашей точки зрения. Если мистер Вулф прав, значит, ваша дочь, или ваш сын, или ваш брат, или ваш адвокат, или вы сами убили мистера Вэйла. Я считаю, что Вулф прав, но я у него служу. Допускаю, что это не вы, но тогда вы стоите перед тяжким выбором. Естественно, вы хотите, чтобы убийца вашего мужа получил сполна все, что ему положено по закону, но вы не хотели бы, чтобы ваша дочь, ваш сын или брат были обвинены в убийстве, возможно, не хотели бы, чтобы в этом был обвинен и ваш адвокат. Согласен, это тяжко, и поэтому не удивляюсь, что вы находите все это нелепым. Я и не пытался убедить вас в чем–либо; я только объяснил, почему мистер Вулф считает, что ваш муж убит. О чем еще хотели бы вы его спросить, будь он здесь?
— Я бы сказала ему, что он дурак. Последний дурак.
— Передам. Что еще?
— Я бы повторила ему то, что я сказала своему сыну, то есть я забираю обратно свое обещание относительно денег. Если даже он их найдет, он их не получит. Я не предполагала, что он обратится к Ниро Вулфу.
— Вы же обратились к Ниро Вулфу?
— Это другое дело. Я бы обратилась к самому дьяволу, лишь бы он вернул мне мужа.
— Я передам и это, — оказал я, — но уже сейчас могу сказать, какова будет реакция. Вулф упрям и тщеславен, и не только любит деньги, но и нуждается в них. Ваш сын явился к нему и сделал предложение, которое Вулф принял, и он не отступится из–за того только, что вы передумали. Если он найдет эти деньги, то возьмет свою долю. Я лично считаю, что найти их — один шанс из миллиона, но он не прекратит попыток. Напротив. Он очень обидчив. Позиция, которую вы занимаете, заставит его удвоить усилия. Он может сделать все, что угодно, даже написать в газету и объяснить, почему он пришел к заключению, что Джимми Вэйл был убит. Это очень похоже на него. Если хотите доброго совета, то я предлагаю вам позвать сюда вашего сына и сказать ему, что вы не берете своих слов обратно. Я сообщу об этом мистеру Вулфу, и пусть он решает, тратить ли ему свое время и деньги на это бесперспективное занятие.
Не сработало. Она стиснула зубы и, когда я закончил, выпалила:
— Он ничего не получит. Даже если найдет деньги. Они принадлежат мне.
— Что ж, предоставим юристам решать это. Вулф будет утверждать, что его договоренность с вашим сыном основывалась на ваших словах, сказанных при свидетелях. Это дело станет своего рода кормушкой для адвокатов. Они затянут его на годы.
— Можете идти, — сказала она.
— Конечно, — я поднялся, — но вы должны понять…
— Убирайтесь!
Я понимаю намеки с полуслова. Я вышел, прикрыл за собой дверь и направился к лифту. Внизу ко мне подошел Ноэль.
— Что она сказала? — пропищал он.
— То и се. — Я заметил, что кто–то наблюдает за нами из–за лестницы. — Она слегка возбуждена. Может быть, немного пройдемся? Если поблизости есть бар, я готов угостить вас стаканчиком, но только не шампанским.
Он вытянул шею в сторону лестницы, затем обернулся ко мне.
— Что ж, идея хорошая, — и с этими словами открыл дверь. Я вышел, он догнал меня на тротуаре. Я предложил заведение Барни, на углу Семьдесят восьмой улицы и Мэдисон–авеню, и мы повернули в ту сторону.
Отдельная кабина в баре не самое идеальное место для беседы. Конечно, из нее можно увидеть, сидит ли какой–нибудь любопытный субъект в кабине напротив, но как узнать, не подслушивает ли кто–нибудь сбоку? Однако Ноэль и я отправились к Барни. Когда мы вошли, из дальней кабины вышли двое мужчин, и мы тут же завладели ею. Появился белый фартук, убрал посуду, вытер стол и принял заказ.
— Значит, все лопнуло, — изрек Ноэль. — Вы не сумели убедить ее.
По дороге я успел рассказать ему, как обстоят дела.
— Ни на йоту. — Я был полон раскаяния, даже уныния. — Знаете, почему я захотел угостить вас стаканчиком? Потому что мне самому захотелось выпить. Беседа с вашей матерью напомнила мне о далеких годах моего детства в Огайо. И о моей матери. Сколько вам лет?
— Двадцать три.
— А мне было семнадцать, я только что закончил школу. Но, конечно, мое положение отличалось от вашего. Мне было куда легче, чем вам. Моя мать не так богата, как ваша. Я не мог выпросить у нее сто или двести долларов, или даже…
— У меня то же самое. Это не так просто…
— Может быть, но факт остается фактом — у нее есть деньги, и вам нужно найти только правильный подход… С моей матерью это исключалось. Она была прирожденным тираном, вот и весь разговор. Не было ни одного вопроса, даже самого незначительного, который я мог бы решать самостоятельно. Когда я разговаривал с вашей матерью, я не мог отделаться от мысли, что, к сожалению, вы не можете сделать того, что сделал я.
На столе появился наш заказ, и мы сняли пробу. Ноэль опорожнил свой стакан одним глотком.
— Что же вы сделали? — спросил он.
— Послал ее к черту. В один прекрасный июньский день, сразу после окончания школы, я сказал, чтобы она убиралась ко всем чертям. Очень жаль, что вы не можете совершить нечто подобное. Да и ситуация несколько иная. Вам это не требуется. После смерти Джимми Вэйла вы стали главой семьи. Нужно только дать всем понять, что вы твердо стоите на ногах. Не просто заявить ей: «Мама, у меня есть две собственные ноги», — нет, не так общо, это ни к чему не приведет. Это нужно проделать по какому–нибудь определенному поводу, и лучше теперешнего вы не найдете. Вы можете сказать ей: «Мама, ты говорила, что если я найду деньги, то возьму их себе, на этом основании я договорился с Ниро Вулфом, и он не позволит мне отказаться от моих слов, так же как и я не позволю тебе отказаться от твоих».