Когда он наконец проснулся, в комнате было светлее. Еще не день, нет. Лишь слабый отблеск зари. «Господи, — сказал каноник Пеннифазер, внезапно разрешив тайну загадочного гардероба, — до чего же я глуп! Ведь я не дома!»
Он осторожно шевельнулся. Ну конечно же, это вовсе не его постель. Он не у себя дома! Он был — а где он был? Ах да, конечно! Ведь он уехал в Лондон, верно? Остановился в отеле «Бертрам». Но разве это отель «Бертрам»? В «Бертраме» окно было напротив кровати. Значит, это и не «Бертрам».
— Где же все–таки я? — прошептал каноник.
Тут он вспомнил, что собирался в Люцерн. «Все понятно, — сказал он себе, — я в Люцерне». И стал вспоминать доклад, который собирался сделать. Но долго думать о докладе не смог. Головная боль усилилась, и каноник снова заснул.
Когда он проснулся — в который уже раз, — голова его прояснилась. И в комнате стало гораздо светлее. Нет, он не дома, не в отеле «Бертрам» и, теперь он был почти уверен в этом, не в Люцерне. Прежде всего, комната не похожа на номер в отеле. Он внимательно ее оглядел. Совершенно незнакомая комната, и притом скудно меблированная. Нечто вроде буфета (его–то каноник и принял за гардероб), цветастые занавески на окне, откуда сочился свет, стул, стол, комод, и это, пожалуй, все.
«Чрезвычайно странно, — подумал каноник. — Но где же я?»
Он решил встать, чтобы выяснить этот вопрос, но едва сел на кровати, голова закружилась, и пришлось снова лечь.
«Видимо, я был болен, — решил каноник, — да–да, конечно же я был болен!» Он с минуту подумал, затем шепнул про себя: «По–моему, я до сих пор болен. Грипп?» Говорят, гриппом можно заболеть внезапно. Возможно, он подцепил вирусы, когда обедал в клубе «Атенеум»? А ведь верно! Он вспомнил, что действительно обедал в клубе «Атенеум».
Послышались шаги. Может быть, он в санатории? Нет, не похоже на санаторий. Стало еще светлее, и теперь он разглядел, что комната маленькая и мебель старая и бедная. Движение в доме продолжалось. Снизу послышался голос: «До свидания, миленький! Вечером — сосиски и пюре!»
Услышав эти слова, каноник Пеннифазер задумался. Сосиски и пюре. Слова эти смутно вызвали приятные ощущения.
«Надо полагать, — подумал он, — я голоден!»
Отворилась дверь. Женщина средних лет вошла в комнату, отдернула занавески на окнах, а затем повернулась к кровати.
— Проснулись? — сказала она. — И как вы себя чувствуете?
— Право, не знаю, — слабым голосом отозвался каноник.
— Оно и понятно. Вам было худо. Как объяснил нам доктор, вас чем–то сильно ударили. Эти проклятые мотоциклисты! Собьют человека и даже не остановятся!
— Со мной произошел несчастный случай? — спросил каноник. — Меня сбила машина?
— То–то и дело, что сбила! — ответила женщина. — Мы нашли вас у обочины дороги, когда возвращались домой. Сначала подумали, что вы выпивши! — Она даже усмехнулась при этом воспоминании. — Но мой муж сказал: давай–ка все–таки поглядим. Мало ли что! Спиртным от вас не пахло. И крови не было. А лежали вы неподвижно, словно бревно. И муж сказал: не можем мы его так оставить. Ну и притащил вас сюда, к нам.
— Вот как! — сказал каноник Пеннифазер. — Добрые самаритяне! [41]
— А как муж увидел, что вы священник и, значит, лицо уважаемое, то сказал: не надо извещать полицию, а вдруг вам как священнослужителю это может не понравиться? А вдруг вы были выпивши, хотя и не было запаху спиртного? И мы порешили позвать доктора Стоукса, чтобы он на вас поглядел. Мы все «доктором» его зовем, хотя его практики лишили. Хороший он человек, ну немножко озлобился. Да и как не озлобиться, если его лишили практики! А пострадал–то он только из–за своего доброго сердца — помогал девушкам, у которых неприятности приключились. В общем–то он хороший врач, и мы его позвали. Он нам сказал, что ничего опасного, что у вас легкое сотрясение. Надо только, чтобы вы неподвижно лежали на спине в темной комнате. «Имейте в виду, — это доктор говорит, — я своего заключения не давал. Это — личное мнение. Я не имею права ни лечить, ни назначать лечение. По закону надо бы вам сообщить в полицию, но, если вы не хотите, не надо. — И добавил:
— Позаботьтесь об этом славном старикашке!» Уж извините, если я не так выразилась. Наш доктор и нагрубить может, от него всякое услышишь. Не угодно ли супа или поджаренного хлеба с молоком?
— Приветствую и то и другое, — отозвался каноник Пеннифазер.
Он опустился на подушки. Несчастный случай? Вот значит что! Несчастный случай, а он ничего не помнит!
Через несколько минут добрая самаритянка принесла на подносе дымящуюся миску.
— Покушайте, и вам сразу полегчает. Я вам подложу еще одну подушку под спину. Ладно, миленький?
Каноник Пеннифазер был несколько удивлен, что его назвали «миленьким». Но решил, что это тоже от доброго сердца.
— Где мы? — спросил он. — Где я? Что это за местность?
— Милтон–Сент–Джонс, — пояснила женщина. — Разве вы не знали?
— Понятия не имел. Никогда не слышал такого названия!
— Да это так, просто деревушка.
— Вы очень добры, — сказал каноник. — Разрешите узнать ваше имя?
— Миссис Уилинг. Эмма Уилинг.
— Очень добры, — повторил каноник Пеннифазер. — Но этот несчастный случай… Я просто не вспомню…
— Выбросьте это из головы, голубчик, и вам станет легче, потом все вспомните.
«Милтон–Сент–Джонс! — изумленно шептал каноник Пеннифазер. — Но это название мне ровно ничего не говорит! Все так ужасно странно!»
Глава 17
Сэр Рональд Грейвс рисовал в блокноте кошку. Потом поглядел на мощную фигуру старшего инспектора Дэви, сидевшего напротив, и нарисовал бульдога.
— Ладислав Малиновский? — переспросил он. — Может быть. Какие–нибудь доказательства?
— Нет. Но он подходит.
— Лихой малый. Не знает, что такое нервы. Чемпион мира. Сильно разбился год назад. Скверная репутация в отношении женщин. Сомнительные источники дохода. Швыряет деньгами направо и налево. То и дело ездит на континент. Так вы полагаете, что он стоит за всеми этими грабежами и разбойными нападениями?
— Не думаю, что он там главный. Но думаю, он в шайке.
— Почему?
— Хотя бы потому, что ездит на автомобиле «мерседес–Отто». Гоночная модель. Автомобиль, подходящий под это описание, видели около Бедхэмптона в то утро, когда был ограблен экспресс. Другие номерные знаки, но нам не привыкать. Все та же история: другие, да не очень. FAN—2299 вместо 2266. Не так уж много моделей «Мерседес–Отго» этого типа. Один у леди Седжвик, другой у молодого лорда Мерривейла.
— Значит, вы не считаете, что верховодит всем этим Малиновский?
— Нет, полагаю, наверху есть кто–то поумнее его. Но суть не в этом. Я проглядывал папки с делами. Возьмем, к примеру, ограбления в Мидленде и в западном Лондоне. Три фургона случайно — так–таки случайно — блокируют определенную улицу. И «мерседес», который находился близ места преступления, успевает скрыться.
— Но позже–то его остановили.
— Да. И — отпустили. Очевидно, потому, что люди, которые видели этот автомобиль, неверно сообщили его номер. Нам сказали так: FAM—3366. А номер Малиновского FAN—2266. Все та же история!
— И вы настаиваете, что это связано с отелем «Бертрам»? Для вас раскопали немало сведений о «Бертраме»… Дед похлопал себя по карману:
— Вот они! Все в полном порядке. Расходы, доходы, капитал, директор и так далее, и тому подобное. Это все чушь. Все эти финансовые дела — клубок змей, одна пожирает другую. Компании, холдинги — свихнуться можно.
— Погодите, Дед. Но у них в Сити так только и делается. Ведь налогообложение…
— Нет, мне нужна конфиденциальная информация. Если дадите мне ордер, сэр, я бы навестил одну важную шишку.
— Что же это за шишка? — удивился начальник. Дед назвал фамилию.
— Право, не знаю, — растерялся сэр Рональд. — Не знаю, имеем ли мы право к нему обращаться.
41